Против специалиста у меня не было бы ни малейшего шанса.

Мы упали на землю. Он снизу, я сверху. Я стала судорожно отползать, но, как это бывает при чрезмерном старании, ничего не получалось. Ладони и локти всё время натыкались на что-то не то, на что-то мягкое, упереться, как следует, не получалось, тело беспомощно ёрзало, на глаза навернулись запоздалые слезы, то ли от страха, то ли от бессилия.

На самом деле я возилась не дольше нескольких мгновений, но время – понятие относительное. Иногда оно несётся так, что не успеваешь и оглянуться, а иногда растягивается, словно мыльный пузырь, вмещая в себя кучу событий.

То, что меня до сих пор не схватили за волосы, к примеру, и не стукнули, скорее насторожило, чем обрадовало. Скатившись, я позволила себе брошенный искоса взгляд, так смотрит загнанный заяц на лису, в последний момент павшую к его ногам, вместо того чтобы укусить.

Псионник лежал. Не двигался, не порывался встать. Я приподнялась на четвереньки и заглянула Лисивину в лицо, с которого, словно маска, слетело бесстрастное выражение. Из-под полузакрытых век виднелась часть глаза – узкая белая полоса с тоненькими паутинками лопнувших сосудов. Из-под белоснежных разметавшихся волос с запутавшимися в них ошмётками листьев, веток и прочей грязи вытекала, ширясь на глазах, красная лужица. Она должна быть красной. Кровь моментально чернела, впитываясь в землю, оставляя за собой тёмное неопрятное пятно.

– Дядя Илья, – от страха соображала я неважно, – вам плохо?

Если б он сейчас встал и заверил, что всё отлично, я б ему поверила. Честное слово. Потому что мне очень хотелось, чтоб это было так.

– Пожалуйста, – неведомо кому взмолилась я и, вцепившись руками в отвороты распахнутой куртки, затрясла Лисивина.

Голова псионника упала набок, обнажив влажно поблескивающий круглый бок камешка. Камня, обточенного со всех сторон временем до полной гладкости. Кровь потекла сильнее, пропитывая насквозь серый воротник.

Теперь я действительно убийца.

Из горла вырвался хрип, руки задрожали. Дыхание стало частым, никак не получалось набрать побольше воздуха. Пальцы впились в землю, выхватывая из грунта омерзительно мягкие куски.

Я. Убила. Человека. Осознание содеянного, сотней, нет, миллионом глаз окружило меня со всех сторон. Осуждающие, равнодушные, презрительные, деловые, брезгливые. Все они, все, что живут на земле, будут смотреть на меня и видеть убийцу. Тётя Сима! Что я скажу ей?

Я тихо захныкала, отползая на четвереньках в сторону. В империи мораторий на смертную казнь, по крайней мере, для суда людей. Нет. Не могу. Не хочу в тюрьму. Не выдержу. Нет. Нет.

Дыхание выровнялось. Крепко зажмурившись, я поднялась на ноги. Знаю место, где мне обеспечат полную изоляцию. Где память вечна, а расплата за грехи огромна. Внутри словно лопнуло что-то горячее.

Покойся с миром, Алленария Артахова.

Он видел её. Издалека. Смотрел на застывшую впереди фигурку и хотел уехать. А ещё лучше – схватить её в охапку и увезти. Вынудить побыть с ним, может, даже поговорить или помолчать. Пусть он услышит то, чего не хочет. Что-нибудь пространное про общие ошибки, про невозможность их отношений и тому подобную муть. Плевать, ему важно услышать это от неё, а не довольствоваться собственными догадками.

Дмитрий испытывал острую абсурдную неприязнь к каждому подходившему к Лене. Они могли. Он – нет. Они пожимали ей руку. А ему хотелось сломать пальцы каждому, кто прикасался к ней. Он мог бы поступить, как обиженный возлюбленный, устроить сцену, потребовать объяснений. Ну, провела девушка с ним ночь, ну, ушла поутру. Так у нас свободная страна. Радоваться надо – ни последствий, ни обязательств. Раньше он думал так же, бывали ситуации, когда не чаял избавиться от случайной любовницы. Иногда придумывал слова, иногда грубо выгонял, но никогда не думал, что попадёт в противоположную ситуацию. Чувствам полагается быть взаимными.

На поминки Демон не остался, похорон хватило с лихвой. Нарисовался перед кем надо – и свободен. Нирре сейчас не до запоздалых сожалений.

В кабинете Эми бодро колотила по клавишам.

– Гош, как этот? – спросил он у друга.

– Колдует, – парень невесело усмехнулся.

Профессор, не найдя поклонников, был определён в отдельную комнату, чтобы никто не беспокоил, и временно зачислен в штат