законченный лихач.
Впрочем, на таком каре летать медленно, кажется, невозможно, а лихачество в исполнении Тамира было совершенно нестрашным. Да, здесь и сейчас я снова упивалась чувством защищенности — очень сильным и бесконечно приятным.
Примерно через полчаса «акула» сбросила скорость и пошла на снижение, чтобы встроиться в верхний транспортный поток. А там, впереди, проявились очертания небоскребов. Пейзаж был узнаваем и, увы, совершенно не нов. Собственно, издалека так практически каждый гигаполис выглядит.
Но Манкорс, выполнявший функцию столицы Риторы, от прочих все-таки отличался. Согласно информации, опубликованной в сети, он считался одним из крупнейших гигаполисов Альянса.
Дело в том, что вблизи Манкорса располагалась часть производств, и город опоясывали рабочие кварталы. Хотя «кварталы» — название очень условное. По факту, это был еще один гигаполис, только совершенно нетипичный, с принципиально иной инфраструктурой и «содержанием».
Если сердце риторской столицы было отдано, как и полагается, крупному бизнесу и элите, то на окраинах обитали… нет, не только работяги, но и все остальные. Бедные и очень бедные, честные и не только. Причем чем дальше от центра, тем, если верить все той же сети, контингент опаснее. Последнее кольцо считалось трущобами.
И именно этот, «второй гигаполис» вызвал мое любопытство. Я с огромным интересом смотрела в окно, стараясь разглядеть приземистые дома и немыслимо узкие улицы.
Но увы. Верхний транспортный поток возможности разглядеть что-либо не давал. А у Тамира мой интерес вызвал логичное недоумение.
— Зачем тебе это? — спросил он.
Я ответила честно:
— Не знаю. Наверное, дело в том, что небоскребы каждый день вижу, а вот такое — только по галавизору.
Тамир опять-таки не оценил…
— Эсми, поверь, никакой романтики в подобной жизни нет.
Я спорить не стала — сама знаю, но все равно интересно. Ведь это другой мир, со своими нравами, взглядами и совершенно особенной поэтикой. Да, нормальному человеку эта поэтика не видна и не понятна, но я-то не совсем нормальная. Я — человек творческий.
Последнее тоже было озвучено и спровоцировало улыбку…
— А я уж засомневался, — признался муж. — Глядя на тебя, начал подозревать, что рассказы о сумасшествии творческих людей — миф.
— Нет, в том, что касается сумасшествия, — все правда, — заверила я. И добавила, подумав: — Только маме не говори.
Тамир тихо рассмеялся, я же откинулась на спинку кресла и принялась смотреть на плывущие навстречу небоскребы. В этих монстрах из зеркального стекла и металла тоже своя поэтика имелась, только более понятная.
За всеми завтраками, мыслями и разговорами я совершенно забыла о цели нашей поездки. Про хитринки, мелькнувшие вчера в глазах Тамира, — тоже.
Тем удивительнее было оказаться на парковочной платформе, примыкающей к одному из верхних этажей самого высокого небоскреба. Тот факт, что нас встречают двое очень респектабельного вида мужчин, тоже удивление вызвал, но приставать с вопросами я не стала.
С вежливой улыбкой выслушала с десяток комплиментов, потом, ведомая мужем, вошла в здание. А после спуска на лифте и прогулки по подчеркнуто роскошному коридору начала понимать…
Когда один из сопровождавших нас мужчин остановился у двери и приложил палец к опознавательной панели, ситуация прояснилась окончательно. Вот только реальность оказалась куда невероятнее любых, даже самых смелых надежд.
Квартира, в которую мы вошли, классификации не подлежала. То есть это был не VIP, а нечто вне категорий. Причем по всем пунктам — начиная видом из окон и заканчивая деталями отделки и обстановки.
Белый мрамор, ценные породы дерева, кожа, какой-то совершенно невероятный хрусталь, покрытия — все-все! Даже немногочисленные комнатные деревья за грань любых классификаций выходили!
И хотя ситуация была уже ясна, я повернулась к Тамиру и спросила ошарашенно:
— Это что?
