Голос прозвучал дружелюбно и совершенно буднично. Но во взгляде, которым меня одарили, читалось — я знаю!

Это стало поводом потупиться и чуточку смутиться. Ну а когда официантка отошла, Бьер продолжил:

— К тому же Сэл понимает, что дело — политическое. А туда, где замешана политика, да еще большая, только законченный идиот полезет. В таких делах можно потерять гораздо больше, чем выиграть. За вмешательство могут и убить.

Увы, но поспорить не захотелось. Все верно, политика — дело очень грязное…

— Но, как я понял, главная причина все-таки в другом, — вновь подал голос Лонош. — Ты им понравилась.

Я удивленно уставилась на него. Было ясно, что жду пояснений, но музыкант среагировал неадекватно. Он окинул меня взглядом, а потом прикрыл рот ладонью и прыснул. Бьеру реально смешно было! Причем очень.

С минуту я смотрела на это безобразие, а потом все-таки не выдержала…

— Что? — спросила с толикой обиды.

— Твои брови, — охотно пояснили мне.

И после недолгой паузы:

— Прости, но они такие… такие…

Какие именно, Лонош не сказал, но я и так знала, что жутковатые. И хотя момент был, в общем-то, серьезным, непроизвольно надулась. Все понимаю, но обязательно было напоминать?

— Что значит «понравилась»? — возвращая Бьера к разговору, спросила я. — Чем?

Собеседник сразу успокоился и даже снова посерьезнел…

— Ты — своя, — заявил он. — Такая, как мы.

В голосе музыканта прозвучала искренняя убежденность, а я фыркнула. С одной стороны, подобный взгляд польстил, а с другой…

— Мы разные, Бьер.

Да, разные, и это очевидно.

— Не настолько, чтобы кто-то мог назвать тебя чужой, — не пожелал согласиться музыкант.

Повисла пауза — недолгая и довольно неоднозначная. Потом Бьер продолжил:

— Вчера я наблюдал за тобой и видел, как ты держишься. Ты не шарахаешься от окружающих, не задираешь нос и ведешь себя как обычная девушка. Это говорит о многом.

— О чем, например? — вновь фыркнула я.

— Например, о том, что в тебе нет презрения. Ты не считаешь нас грязью под ногами. Относишься к нам совершенно спокойно, как к людям.

Слова вызвали противоречивые чувства. Да, все верно, грязью не считаю и принципиальных отличий между нами действительно не вижу, но…

— Мы все-таки разные, Бьер.

Да, я немного уперлась. Просто желания притворяться «своей в доску» или питать чьи-либо иллюзии не было. Мы разные, и все.

— Хорошо, — согласился Лонош. И тоже чуточку уперся: — Но не настолько, чтобы у нашего Сэла поднялась рука сдать тебя властям.

Ситуация по-прежнему была серьезной, но я улыбнулась. Вновь повернула голову, дабы взглянуть на бармена, и невольно осознала еще одну вещь. Увы, но все. Лафа закончилась. Меня начали узнавать, а раз так…

— Эсми, — Бьер перешел на шепот. — Я думаю, тебе лучше не появляться в публичных местах до нашего выступления. Как по мне, до вчерашнего дня тебе попросту везло, но рассчитывать на это везение и дальше — глупо. Нужно затаиться. Залечь на дно.

Да, мы мыслили в одном ключе, правда, легче от этого не стало.

— Если я запрусь в гостиничном номере, это будет выглядеть еще подозрительней.

Собеседник замер на мгновение, потом вздохнул. И сказал:

— Кажется, есть идея.

— Что именно? — полюбопытствовала я.

— В принципе, ты можешь пожить на нашей базе, — отозвался музыкант. — Спальное место там есть, душ — тоже. Замок на двери крепкий, и посторонних никогда не бывает. О тебе будут знать только парни и я.

Хм-м… Кстати, о парнях!