о прибытии на место, и исчез, оставив мне легкую форму контузии. Своих мужчин я не услышала, потому как слегка оглохла, но успела увидеть, как они быстрым шагом подошли к закрывающейся двери.

– Дайте мне разобраться в себе! – заорала я, перекрикивая свою глухоту, и дверь окончательно закрылась. – Вот встряла, млин, – выругалась я и свалилась на койку мордой вниз.

Стучался ли кто ко мне, не стучался – я не знаю. Благодаря озверелому крольчуге я находилась в блаженной тишине, так необходимой мне сейчас. А вскоре и вовсе уснула, измотанная событиями двух дней и своими переживаниями. Что мне снилось, не помню. Кажется, марафон по многочисленным коридорам «Гордости Аттарии». Я скакала верхом на белом кролике, а за мной неслись Морфиус, Нео и агент Смит, на плечах которого сидела Алиса из Страны чудес, кричавшая: «Сделай выбор!» Офигеть, до чего причудливые образы выдает иногда подсознание.

– Инна-а-а, ну Инна же-е, – ныла мне в ухо Сима. – Хватит спа-а-ать, мне ску-учно.

– Ты озверелое адово изобретение, – огрызнулась я, не открывая глаз.

– Вот ты спишь, а там такое, – многозначительно протянула Серафима, посылая мне в бок слабый электрический импульс.

– Что там? – лениво спросила я, почесывая бок и по-прежнему пытаясь ускользнуть в сон.

– Открой глаза – скажу, – коварно пробубнила Сима.

– Не открою, ай! – Я подскочила от разряда в мягкое место. – Сима, ты садистка, ты… ты…

– Да ладно тебе, – отмахнулась она красивой мерцающей ручкой. – Зато у меня есть новость.

Я встала с кровати и направилась в душевую. Затем неспешно и с аппетитом позавтракала. После для проформы сделала несколько упражнений на пресс, спела песенку, чем довела изнывающую Симу до почернения в прямом смысле этого слова и лишь после этого уселась, скрестив по-турецки ноги, и взглянула на нее, удовлетворенная своей местью.

– Ну, что там у тебя? – спросила я.

– У тебя нет слуха! – выпалила низким рычащим голосом Система. – И голоса тоже нет. И песни у тебя дурацкие. Никогда не пой. Никогда-никогда!

– Гы, – осклабилась я и передернула плечами, сразу вспомнив горилла. Никогда больше не скажу «ы». Вот никогда-никогда! – Что там за новость?

– А вот теперь не скажу, – надулась вновь голубеющая Сима, и голос ее опять стал приятным.

Я зевнула и встала с пола.

– Ну и не говори. – Я пожала плечами.

– Ты вредная, – сварливо проворчала она. – Вредина вреднючая. Самая вреднятинская вреднятина.

– Сим, твой создатель с тоски бы удавился, услышав, что выдает его сверхразумное изобретение, – усмехнулась я.

– Он бы мной гордился, – заносчиво заявила Серафима. – Так ты будешь слушать или нет? – Я покладисто кивнула и развесила уши пошире. – Стерлядь отправили на Аттарию, – выпалила Сима. Не заметив моей реакции, она досадливо полыхнула искрами и начала пояснять, как неразумному дитяти: – Ее во время миссии отправили, даже не продержали в карцере до возвращения. Это же позор! Тайлар командир Ардэн, когда ты здесь в спячку залегла, он же злющий был. Прямо к ней отправился, в карцер. Кстати, в карцер ее тайлар Грейн отправил, сорвав все знаки различия. Хельгар же не просто сплавила тебя с корабля, она поставила под угрозу жизнь неподготовленного человека… э-э, примитива, ты уж извини. А еще и поисковый маяк уничтожила и провиант из шлюпа убрала. Вас, по закону, надо беречь, так что там накапало много обвинений. Тайлар командир все ей высказал, все-все. Хельгар офигела. Потом подготовил обвинительные документы, погрузил в анабиоз и отправил под конвоем на Аттарию. Прямо в комитет по рассмотрению дел с генными нарушениями.

– И что ждет Хельгар за все, что она со мной сделала? – спросила я.

– Принудительная коррекция! – торжествующе воскликнула Сима.

У меня вытянулось лицо. Я, конечно, девка добрая, да и память у меня хоть и вся в зарубках, но тоже ничего, отходчивая. Но стерлядь вызывала во мне кровожадные чувства. Головой об стену ударила? Ударила. И хорошо, что голова – кость, иначе бы я закончилась раньше, чем эта ревнивая дура меня в шлюп засунула. Потом меня унизила вопящая шняга, обозвав чудовищем. А что еще мог означать ее визг? Чуть не сожрал слизень, потом безглазая хрень, медведеподобное чудище. А про озабоченного горилла- куртизана я даже вспоминать не хочу! И если бы не Димочка, я бы или уже переварилась в чьем-нибудь желудке, или, пардон, агрегат горилла застрял в моих гландах. И за все это коррекция?!

– Да ты не понимаешь! – воскликнула Система. – Это же самое худшее, что можно придумать для аттарийца! Они же трясутся над своими драгоценными генами, которые культивировали столько поколений, выводя устойчивые наследственные признаки, вколачивая в организм многократно повторяющуюся программу для потомков. Добровольная коррекция делается сознательно. Да