руку и погладила его по лицу. Слезы навернулись на глаза, когда пушистые черные ресницы дрогнули и веки медленно поднялись. Такие родные и любимые глаза затянули меня в знакомый синий омут.
– Ох, господи, – я зажала рот рукой, – Ромка.
– Инночка, – он порывисто сел, отвел мою руку от лица и провел пальцем по щекам, стирая слезы, – почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел?
Взгляд Ромы метнулся мне за спину, затем снова вернулся ко мне, и я мотнула головой.
– Нет, просто я очень соскучилась, – тихо ответила я, поймав его ладонь и прижав к своей щеке.
– Дмирт, – голос Ромы прозвучал хрипло, – ты не мог бы…
До меня донесся короткий смешок Димы, и он уверенно погнал возмущающихся врачей на выход. Дверь закрылась, и мы остались наедине. Рука Ромы коснулась панели, и капсула стала шире и глубже. Затем он ухватил меня и втянул к себе, укладывая рядом.
– Рома! – воскликнула я.
– Я тоже соскучился, очень-очень, – сказал Грейн, завладевая моими губами.
– Но ты же только после такой травмы! – попробовала я возмутиться и услышала:
– Сердце мое, нужно проверить, как все работает.
Я посмотрела в наглую физиономию этого, с позволения сказать, инвалида, опустила взгляд на объект испытаний, уже жизнерадостно салютовавший мне во всей боевой красе, и усмехнулась.
– Вроде все функционирует.
– Вроде – недопустимый критерий оценки, – сказал принципиальный тайлар Грейн.
– Тест-драйв, – хмыкнула я, и крышка регенератора закрылась. Выдумщик…
Когда регенератор снова открылся, в блоке находился только Дима, дремавший в кресле и закинувший ноги на стол главного белого. На тихое шипение крышки он открыл глаза и потянулся, затем указал на одежду, лежавшую на столе, и возмущенно посмотрел на нас.
– Совесть есть? У меня медики в карцере томятся, стоны из брэновской камеры слушают.
– Почему в карцере? – удивилась я, натягивая платье.
Дима проследил за процессом моего одевания, вздохнул и отвернулся.
– А куда мне их было? Они сюда ломились, я один их напор уже не выдерживал. Не вызывать же было один из клиньев, пока вы тут регенератор раскачиваете, – усмехнулся Ардэн. – Грейн, выйти отсюда совсем не спешишь?
– Я очень соскучился, – невозмутимо ответил Рома, быстро облачаясь в комбинезон.
– Я уже тоже, – на меня многозначительно посмотрели коварным взглядом рептилоидных глаз.
– Подарю вам по резиновой кукле, – пробурчала я, осторожно продвигаясь к двери на подрагивающих ногах. – Инка у вас одна, маленькая и хрупкая, а вас, огромных озабоченных бабуинов, двое.
Дима перехватил меня, втиснул в свое тело и посмотрел сверху вниз, сияя акульим оскалом.
– И у нас есть регенератор, – с намеком произнес он. – Восстановим, починим и снова залюбим.
– Мама, – судорожно вздохнула я.
Оба озверелых аттарийца заржали, и я оказалась зажата с двух сторон. Ромины руки скользнули мне на бедра, Димины покоились на талии, и я себя вдруг почувствовала уютно и надежно. Хотя были опасения, что клаустрофобия от двух сдавивших стен тоже может случиться, но от теплых взглядов все опасения быстро развеялись, обратившись в прах.
– Не переживай, радость, – уже нежно проворковал Ардэн, – мы не навредим тебе.
– Никогда, – с улыбкой поддержал Рома. – Любимая.
– Любимая, – эхом отозвался Дима.
Ну вот что с ними делать? Умилилась на фиг до слез. Поцеловала одного, затем второго и удовлетворенно вздохнула. И все это мое!
– Тайлар командир Ардэн, – вклинился в нашу идиллию голос Симы, – медики лютуют, расправой грозят. Стучать собрались.
Мои мужчины переглянулись, слаженно вздохнули, и мы покинули медблок. Меня проводили до каюты и отправились утихомиривать бушующих медиков.
– Рома же только из больницы, – возмутилась я.
– Да на нем пахать надо, – возмутился в ответ Дима, Рома скромно промолчал, томно закусив губу и поглядывая на меня.
Возражений больше не нашлось, и мужчины, поцеловав меня, ушли в сторону карцера. Кстати, Русиной подруге Дима сам