Сидели и квасили мы в моем салон-вагоне, в котором я жил, когда находился в Калуге.
– На одних штурмовиках? – не поверил мне Милютин. – Не смеши, Савва. Я тут сгнию в капитанах, как Многан годами на своем полигоне гнил. Так бы и сгнил он, если бы не война.
– А что? Война уже кончилась? – удивился я.
– Вроде нет, – откликнулся капитан.
– Так в чем же дело? Тут в тридцати километрах филиал «Гочкиза», между прочим.
– И? – выпрямил спину капитан так, что блеснула в уходящем солнце его единственная медаль «За полезное» на широкой груди. А в глазах появился осторожный блеск. Все, что связано с «Гочкизом», в последний год сулило просто невероятные возможности.
– А еще здесь делают шикарные снайперские винтовки, – добавил я.
– Понял, – наконец-то дошло до Щолича, – не дурак. Три унтерских школы надо. Сразу не получится.
– Империя тоже не сразу отстроилась. Вздрогнем?
Вздрогнули.
– Тогда вот тебе карта, – двинул я склейку-двухверстку по столу. – Выбирай место для полигона.
– Это тут что? Болота? – Щолич медленно водил пальцем по карте.
– Болото, – подтвердил я. – К концу лета пересыхает. Но с осенними дождями снова трясина.
– А тут, как я понял, холмы?
– Да. Три сопки там есть. И роща, но ее не трогать.
– Почему?
– Это не твоя лесная Огемия. Рощ в здешней степи очень мало. И деревья там реликтовые. Как бы еще насаждать лесополосы не пришлось.
– Сколько отсюда будет до ближайшей станции?
– Двенадцать километров, – показал я по карте, как пройдет полигонная ветка «железки» через Калугу.
– То, что нужно. А лес и из Огемии можно привезти по железной дороге. Или с севера империи. Бюджет, надеюсь, на это есть?
Я понял, что полигон состоится и можно по этой теме больше не париться. Щолич, этот неугомонный карьерист, загорелся идеей стать полковником. Как он умеет пахать, я видел. Сам служить будет на совесть и всех подчиненных построит по ранжиру, но поставленную задачу выполнит.
А пока требуется от лагеря военнопленных на место будущего полигона подкомандировку ставить.
Опять лес нужен.
Ну что ж, на этот раз напряжем имперское министерство. Инициатива шла от них. А инициатива в армии наказуема ее исполнением.
Окончательно поняв, что в одиночку мне тракторный завод не потянуть, пошел на поклон к совету директоров «Рецких дорожных машин», сокращенно РДМ, предложив построить новое предприятие как филиал этого уважаемого общества, в котором я сам крупный пайщик.
Заработанная мною на конструкциях дорожных машин репутация и развернутый бизнес-план впечатлили компаньонов, и необходимые средства были выделены. Все же у колесных рутьеров проходимость была не сказать что совсем уж паркетная, но и внедорожником его нельзя было назвать. Скорее – вседорожником, но дорога должна уже быть. Хоть какая. На строительстве сухого дока в Калуге колесные паровые бульдозеры часто самозакапывались в рыхлый грунт по ступицы.
Представил уважаемому собранию варианты гусеничных движителей, которые успел за зиму запатентовать. В сумме вышло двадцать два патента. И все их пришлось вложить в этот филиал как взнос в уставный фонд дочернего РДМ завода «Рецкий трактор» с локализацией его в Калуге.
Придержал на будущее для себя только торсионную подвеску. Я помню, какой блеск был в глазах кронпринца, когда он мечтал о бронированных машинах поля боя, разглядывая вмятины от снарядов на броневагоне. Но для начала мне нужен был тракторный завод. Броневики потом уже на его базе можем попробовать склепать.
Одновременно рассматривали проект четырехосного восьмиколесного рутьера инженера Унцла, но совет директоров им не впечатлился. Я знал, в чем тут собака порылась, но… независимая подвеска каждого колеса, как на российском бронетранспортере, – дело здесь пока далекого будущего. Додумается до этого мужик сам – я ему дорогу переходить не буду.
Но так как такие творческие люди на мостовой не валяются, я его сманил к себе на тракторный. Заодно помог запатентовать сам
