– Ну и для эстетики, – добавил стихийник.

– В каком смысле? Новый вид извращения – наблюдать, как девушка, сидящая на краю свалки, обращается к стихии? – я вопросительно подняла бровь и рискнула пригубить чай.

Подозревала, что ответ меня удивит.

– И это тоже, – Хинч хохотнул, отсалютовал мне чашкой, – но вообще эта свалка портила вид из окна моей спальни. А собственных сил на такую влажную уборку берега у нас давно уже нет.

– В следующий раз, – я прищурилась на двух эксплуататоров, просчитывая, какую маленькую пакость могу им сделать, – как соберетесь моими силами смыть в море пару гор мусора, стереть с лица земли небольшой городок, затопить корабль, заморозить каток, – говорите прямо. Когда я понимаю, что делаю, – это доставляет мне больше удовольствия.

Уж не знаю, приняли ли они к сведению мое заявление, только покивали благостно и ну дальше чаек попивать. Но больше таких сюрпризов не было.

Дни шли своей чередой. Я выматывалась, вгрызаясь в гранит науки, но каждое утро вновь и вновь поднималась, иногда посещала большую шумную стройку, в которую превратился мой особняк, ругалась с троллем, подписывала очередную пачку чеков, хватаясь за голову от столичных цен.

Пару раз меня навещал герцог Витт, интересуясь, как идут дела. Ему я была искренне благодарна, пока словно невзначай профессора не признались, что согласно плану герцога мое обучение для начала надо было свести к умению выстраивать вполне определенные структуры, которые были нужны в наполнении амулетов, ради которых меня и пригласили изначально. Только вот старые маги имели свое видение преподавательской деятельности. Впрочем, межстихийным взаимодействиям меня тоже учили.

Еще ежедневно я забегала на почту, отправляя и получая весточки от тетушки.

Дети разлуку переносили неплохо, если судить по письмам, разве что первые дни капризничали и искали меня. Я старалась не представлять своих малышей, сбегающих от нянюшки в мою спальню и ищущих маму под кроватью, как то описала Мадлен. Хорошо, что у меня было слишком мало свободного времени, чтоб предаваться меланхолии.

По учебе общалась я чаще с профессором Капелли. На небольшом полигоне, расположенном в парке Академии, занималась тоже чаще с ним. Хотя первое время я просто повторяла заученные структуры, тренируясь формировать их быстро, точно и аккуратно.

Так минуло несколько недель. И город уже укутал первый, неверный еще снежок, неожиданно совпавший с морозцем и потому не растаявший сразу. Дни были заняты делами, а ночи Никласом.

– Аля, пойдешь со мной в общую, – этим обтекаемым словом Никлас называл часть дома, где царили весьма свободные нравы. – Сегодня приедут интересные гости, – он лежал рядом и поглаживал мое бедро, чуть влажное от выступившей испарины.

Еще несколько минут назад в этой комнате вместо речи царили шепотки и вздохи, редкие шлепки и закономерный сладострастный стон финала.

– Хочешь поделиться? – я окинула его насмешливым взглядом и потянулась.

– Самому мало! – пальцы на моем бедре сжались, – ты слишком много работаешь, зачем тебе это?

Вопрос я предпочла проигнорировать. Уже не первый раз мы это обсуждали, и Никлас все так же недоумевал, зачем мне эта работа, ведь в деньгах я не нуждаюсь.

– Так что за гости? Будут какие-нибудь сексуальные красавчики? – я плотоядно облизнулась.

– Так это тебе, значит, меня мало! – он опрокинул меня на спину, навис сверху. Наверно, я глядела на него излишне серьезно, так что он поспешил все свести к шутке: – Ну если пожелаешь захомутать одного из наследников, то тебе представится такая возможность.

– Одного из? – потянулась, переключая внимание Ника со своего лица на грудь, с лицом я могла сейчас и не совладать.

– Кайтан Ветор и Арван Нойон – первая пятерка в череде потенциальных престолонаследников, – грудью он заинтересовался всерьез, обвел языком темный сосок.

– Ой, сразу два, прям не знаю, кого и выбрать, – протянула было я, но была укушена за напряженную уже горошинку, ойкнула и хлопнула зарвавшегося кусаку по плечу.

Кусаться он перестал, снова устроился рядом, добавил:

– Тобой, кстати, уже интересовались, – ох знал бы Ник, чего мне стоило удержать на лице проказливую улыбку и унять занывшее тревожно сердце.