– Это еще что за изобретение, ну-ка, рассказывай, поднимай интеллектуальный уровень командира.

– Под днищем танка или автомобиля кладем железку с приваренной к ней осью и колесом.

– Прибылов, это, что ли, вечный двигатель? И потом на этом танке едем на край света?

– Ну, подождите, товарищ командир, к колесу привязана веревочка (или проводок), натянутая на высоте 10–15 сантиметров, к тому же колесу привятываются провода к натяжным взрывателям. Например, по сторонам подбитого танка устанавливаются четыре шрапнельных фугаса (ну конусы наши), солдат противника задевает приводной проводок (ну или веревочку), и колесо немного обращается. При этом натягиваются и проводки взрывателей, и одновременно с четырех сторон взрыв, все, кто оказался вокруг заминированного танка, превращаются в трупы или недотрупы. Если укладываем конусы на земле, то больше всего страдают ноги противника, если, скажем, на уровне живота среднего человека, то процент летальности исхода возрастет.

– Подло, Прибылов, очень подло, но не фига к нам было приходить с войной, кто к нам с Ламборджини придет, тот от Ламборджини и погибнет, так?

– Так точно. Что значит ламбор… ламдор… лампорджиня?

– Неважно, ну, иди и приготовь опытный образец. Значит, вы ребятушки решили, кто с велосипедом, к нам придет, тот от велосипеда и погибнет?

– Да, товарищ командир, можно через полтора часа?

– Фиг вам полтора, максимум час, Прибылянский, давай жми на газ.

Прибылов испарился, оставив на столе лист бумаги, схему креатив-минирования, так посмотрим.

Да, интересно, конечно, но как бы это сказать, ах да, будет ли это работать?

Ну да ладно, потерпим часик вот и узнаем, а велосипед я знаю, у нас есть, и не один, в МТС штук десять захватили.

Дверь скрипит, как кости у столетнего ревматика, и появляется Лановой, фу-ты черт, Елисеев это (а похож сцуко), и чего ж его высокоблагородье захотело?

– Елисеев, присаживайся, че хотел.

– Привет тебе, уроженец Средней Азии.

– И тебе привет, гонитель свободы, так чё притащился, если просто язык помассажировать, иди к немцам, они все равно тебя не поймут. А то мои интеллигентные уши вянут от твоих низкоинтеллектуальных речевых потугов.

– Дважды сам дурак, – возвращает удар Елисеев, – я вот планирую трусов-командиров часиков в 10 расстрелять при всех, ты не перекрасился пока?

– Слушай, Елисей, стрельнуть, скажем, их никогда не поздно, и патронов не жалко, по одному если на фрица, то мы всю группу армий «Центр» делитировать (Delete) сможем.

– Так, к чему ты это, пограничная твоя морда?

– Я хочу сказать, что они и так дохлецы, так?

– Так, хорош юлить, давай конкретно, что ты предлагаешь?

– Штрафбат.

– И что это такое? (Ах да, едрит-мадрит, тогда в РККА штрафбатов не было.)

– Короче, смертники, затычки, скажем, ну будем ими затыкать горячие точки, докажут свою смелость, поймем мы, что они достойны жизни, переведем в нормальный статус.

– А если и там подведут?

– Пристрелим на месте, а так мы им дадим шанс, шанс, правда, и кровавый, и, может, смертельный, но что двадцать плюс десять, так и дважды пятнадцать, один хрен тридцатник, сечешь?

– Ну и черт с тобой, гуманист пограничный, надеюсь, этих трусливых уродов совесть самостоятельно задолбает.

– Добрей, опричник, треба быти, добрей, да и прощать уметь надо.

Пока трындели с функционером «кровавой гэбни», видимо, Прибылов уже апробировал свой «аЦЦкий лисапет», потому как дверь отворилась, и появился Прибылов своей собственной военинженерской персоной.

– Товарищ старший лейтенант, ой, товарищ лейтенант госбезопасности, разрешите обратиться?

– Давай, обращайся, – грянула двухголосая ответка, от меня и Елисеева одновременно хором.

– Мы готовы, можно пройти и посмотреть товарищ… ой, товарищи командиры.

И втроем, гэбист, погранец и инженер, пошли мы на поляну, где Акмурзин огненный дождь показывал (прям в испытательный полигон превратили полянку).

На полянку опять загнали тот самый БТ, который и Акмурзину в его демонстрации ассистировал, бортовой номер запомнился 339