Кимура встал рядом и спустя минуту выдал:

– Невозможно, судоходные пути проходят чуть южнее. Может, баржа, которая доставляет на Синтар продукты?

Баржа, если это была она, погасила огни и растворилась во мраке.

Генри охватило возбуждение, предчувствие тайны, которую необходимо срочно разгадать. Баржи, скрывающие свое передвижение, не плавают безлунными ночами просто так, без цели. И где-то же она должна была пришвартоваться.

– Давай проследим за ней? – Он указал рукой туда, где погас огонек. – Это может оказаться простой контрабандой или браконьерством, а может, это как-то связано с пропажами людей на острове. Или, если хочешь, возвращайся в «Дзюсан», а я пойду один.

Сората поначалу не ответил, продолжая вглядываться в пустоту. А потом вдруг схватил Генри за локоть:

– Плохая идея. Не могу объяснить, но такое чувство… Так было на маяке, мне казалось, что Дайске знает о нас, наблюдает прямо сейчас. Давай вернемся в Академию вместе, Генри? Пожалуйста, поверь мне. Нам лучше вернуться.

– При чем здесь Дайске? – Макалистер не мог понять сбивчивой речи Сораты. – Ты снова чувствуешь его присутствие?

– Да! – горячо выдохнул японец. – Надо срочно возвращаться. Будет плохо, если он нас раскроет.

В слова Кимуры верилось с трудом, но в то утро на маяке он действительно что-то почувствовал, и Генри тоже. Дайске то был или нет, ощущения не назовешь приятными.

Британец бросил последний взгляд на кромку моря и недовольно поджал губы:

– Ладно, пошли назад.

Обратно возвращались в молчании, устраивавшем обоих, по крайней мере, со своей стороны Генри видел в этом передышку, возможность обдумать ситуацию. Сората был так напорист, что это казалось пугающим, совершенно на него не похожим. Генри подчинился, но в душе зародилось сомнение – правильно ли он поступил? В какой-то момент личность Сораты настолько затмила ему глаза, что за ней уже почти не угадывались реальные факты. А факты же были таковы, что под подозрением должны быть все, абсолютно все. Даже если они – это колкий японец со смеющимся, чуть смущенным взглядом.

Ночь успела укрыть окружающий здание парк темным бархатом с редкой россыпью жемчужно-ярких звезд. В траве звонко стрекотали кузнечики, мягко и убаюкивающе шелестела листва под слабым напором прохладного вечернего ветра. Природа готовилась ко сну, и тем нелепей и страшнее прозвучал истеричный вопль, такой громкий, что непонятно даже, кто кричал – мужчина или женщина.

– Где она?! Где она?! Куда вы ее дели?! Пустите, сволочи!

Макалистер обогнал Кимуру и первым вышел из тени деревьев на освещенную прожекторами площадку перед парадным входом.

– Где она?! – продолжал надрываться лохматый неотесанный тип, с трудом опознанный британцем как чудаковатый садовник Йохансон. Сейчас он вовсе не казался безобидным дурачком «не от мира сего», и двум взрослым мужчинам, среди которых оказался и учитель химии, с трудом удавалось сдерживать его.

– Где моя фея, я вас спрашиваю?! – орал садовник, разбрызгивая слюну и дергая несуразно длинными конечностями. Выглядел он страшно, как и все сумасшедшие. Хенрик сильнее заломил ему руку, но тот словно и не почувствовал боли, продолжая кричать и срываться на жалобный вой.

Генри попятился, однако треск переломившейся под его ботинками веточки прозвучал громко, как выстрел.

– Где?.. – Йохансон вдруг замер, подобравшись, будто дикий зверь, заводил нечесаной головой, и его безумно вращающиеся глаза остановились на британце. – Мразь! Шотландский выродок! Что ты с ним сделал?

Он рванулся к Генри так резко, что державшие его мужчины опешили от такой прыти и ослабили хватку. Макалистер не успел опомниться, как кулак садовника с мерзким звуком впечатался ему в нос. Что-то хрустнуло, взорвалось адской болью. По губам и подбородку побежали горячие влажные дорожки крови.

Генри попытался отодрать мужчину от себя. Кисло пахло потом, гарью и еще чем-то неуловимым, но совершенно точно лишним.

– Генри! – сзади, наконец, подбежал Сората, оттаскивая британца за плечи, в то время как Хенрик навалился на разъяренного садовника. Тот дернулся, силясь освободиться, а потом поднял глаза и внезапно затих, только грудь тяжело вздымалась в такт неровному шумному дыханию и раздувались ноздри.

– Отпустите, – тихо попросил он, обмякая в руках Хенрика. – Я больше ну буду, честное слово.

– Это ты потом Акихико рассказывать будешь, – мстительно процедил датчанин и позвал своего товарища, вместе они повели Йохансона прочь, но по дороге тот постоянно оглядывался, грозя вот-вот свернуть себе шею, и улыбался полубезумной, счастливой