Вместо ответа Доброга щелкнул пальцами, и из числа сопровождающих вышел человек с кожаным мешком в руках. Мешок был передан Доброге, который распустил стягивающий горловину шнур и… Одного мимолетного взгляда хватило, чтобы увидеть две отчекрыженные головы. Мда, вот ты какой, магистр Георгий Лигирос! Был… Равно как и уже знакомый мне епископ по имени Михаил, не последнее лицо в иерархии константинопольского патриархата. Что ж, не быть тебе первым «митрополитом Киевским и всея Руси». И вообще не быть, что откровенно радует. Больно уж гадостен ты был, а уж ненавистью к росской крови был преисполнен по самое не могу. А с русофобами у меня разговор всегда короткий… и смертельный.

— Нехорошо. Лишили меня возможности побеседовать со столь интересными и полезными людишками, — слегка огорчился я. Ну а смысл подобного подарка понятен. Живые, они много чего сболтнуть на допросах могли. А так… нет человека, нет и проблемы. — Теперь снова с тобой говорить буду, Добрыня. Племянник твой, как я понимаю, к ромеям под крылышко собрался?

— Тебе есть ли разница?

— Есть. Поскольку он же не прямо в Царьград поплывет, а, как я понимаю, в Тмутаракань. И не смотри на меня так, я твои думы читать не обучен, про это самый выгодный для всех вас путь. Самый надежный ваш союзник рядом, мощные крепости, море, торговые пути, суда опять же в числе немалом. И от нас далеко. Я ничего не пропустил?

— Догадливый…

— Тем и спасаюсь. Так вот, я знаю, что там большая часть во главе с наместником, Романом Ростиславовичем, верна твоему племяннику, но не все. Поэтому…

— Живыми отпустим.

С трудом удержавшись от слишком уж язвительного комментария, я обошелся более деловыми словами.

— Не первый раз разговариваем, Добрыня. Не смеши богов, твое слово среди варягов ничего не стоит. Я с тобой своих людей пошлю, которые все проверят. А взамен тут кое-кто очень важный останется. К примеру, Доброга.

Ох тут и крику было! Много, да громко, да затейливо. И все со стороны одного единственно княжео дядьки. Сам глава «тайных» вел себя тихо, где-то даже слишком. Понимал, что ему высовываться не стоит, а то мигом его главная сейчас тайна всплывет на поверхность.

Ну а страсти начали утихать после двух событий. Вначале Софья и Магнус. как жрецы, приняли с моей стороны клятву, что я Доброгу ни пытать не собираюсь, ни пытаться подкупить. Добрыня, хоть сам нарушал любые обещания, но знал, кому в этом плане верить можно и нужно. К тому же и Доброга, метнув в мою сторону короткий, но выразительный взгляд заявил:

— Решать Владимиру Святославовичу, но это устраивающий всех выход. Князю будет на пользу, если я останусь в Киеве еще на некоторое время…

Добрыня скрипнул зубами, но вынужден был согласиться. Ну а Софья, язва желудочная, не удержалась, раскрывая тот мотив, который лежал на поверхности.

— Такой умный мужчина несомненно найдет способ перенаправить привязанных к Киеву прознатчиков… Тех которые дадут о себе знать не сейчас и не в ближайшие дни. Да и другие дела найдутся…

— Софья, прелестное дитя лады, ну нельзя же так открыто, — с мягкой укоризной обратился я к девушке. — Все об этом знают, но говорить прямо как-то неприлично.

— Знаю-знаю… Но я такая шаловливая!

Вот что с такими как она красотками делать? Они прямо чувствуют мою к ним слабость и пользуются по полной. Хорошо еще. что слабость распространяется лишь на мелочи, а они и про это знают. Но вот чтобы так… Есть! Сейчас я на нее перевалю последнее, самое неприятное и сложное для меня. Пусть попробует сама побрыкаться, выцарапывая из наших врагов заключительную часть выкупа. Ту самую, жизненно важную для одной доверившейся нам женщины.

— Софья. Насчет Рогнеды — начинай сама.

— Все самое сложное — одной маленькой девушке, — притворно опечалилась прекрасная шпионка. Жрица и просто необычная личность, после чего перевела свое внимание на Добрыню. — Ярл Хальфдан дал клятву Рогнеде, что поможет ей вернуть отобранных у нее детей. Сын и три дочери, с которыми ей даже видеться нечасто доводилось в последние годы.

— Дети у своего отца. И к тому же это и мои родичи…

— Потому я говорю с тобой, а не с тем же Доброгой, — если Добрыня раньше и мог принять Софью за обманку, одну из множества пешек в игре, то сейчас, слушая ее жесткий, уверенный голос, уж точно не ошибся бы. — У твоего племянника много детей. Сыновья, дочери…

— И все они родные. Родной кровью не торгуют!

— Это единственное, тобой сказанное, что идет от души и по чести, — предельно серьезно вымолвила жрица Лады. — Да,