под ними. Стрекот автоматной очереди прорезал тишину, а пули скосили научников. Те даже не поняли, с какой стороны настигла их смерть.

Потом послышались торопливые шаги и отрывистые команды. Убийца был не один, вскоре к нему присоединились трое, и, судя по крикам и пальбе, с других сторон здание штурмовали такие же группы. Захватчики не скрывались, и это наводило на очень неприятные мысли: Дмитриеву объявили войну. Вот только кто же посчитал себя настолько сильным, чтобы бросить ему вызов в столь дерзкой форме?

Мысль о притаившихся в Москве «белых сталкерах» Денис постарался отогнать – только их не хватало. И в конце концов, имелись сейчас дела поважнее, чем размышления на тему: кому же Олег Дмитриев перешел дорогу. В здании находились Ворон и Алла!

Первые два этажа представляли собой последовательность однообразных дверей и скучных кабинетов, в которых не было да и не могло быть никого и ничего интересного – на первый взгляд. Наверняка какой-нибудь бухгалтер зарылся бы здесь надолго, а потом диву давался бы, отчего эту клинику не закроют вовсе, ведь видно же, что предприятие убыточное.

Большинство бухгалтеров не способны взять в толк необходимость работы на перспективу, но Олег Дмитриев никогда не достиг бы таких высот, если бы был сродни такому бухгалтеру. Именно поэтому он распекал сына вот уже второй час и никак не мог остановиться.

Ладно бы мальчишка был туп. Говорят, природа отыгрывается на детях гениев. Ложь, конечно. Просто обыватели никак не примут факт: дети гениев не обязаны быть гениальны. К тому же, если бы гениальность передавалась по наследству, сейчас плюнуть некуда было бы, чтобы не попасть в очередного Эйнштейна или Наполеона. Так что давить на сына и требовать от того невозможного Дмитриев и не собирался. Но!

Мальчишка умудрился накосячить дважды. Во-первых, сунувшись в Зону и едва не погибнув, во-вторых, прихватив вещи, которые ему не принадлежали. То, что Николай спутался с Вороном, а потом разболтал все научникам из ИИЗ, сильным проступкам Олег не считал. Государственная машина, а вернее, люди, стоящие у ее руля, конечно, могли пойти давно проторенной дорожкой и, указав на собственного гражданина, добившегося слишком уж большой власти, влияния и денег, воскликнуть: «Ату его!» Однако Дмитриева это не беспокоило: власти в его руках действительно сосредоточено с избытком, так что улизнуть от легавых, ищеек и борзых, пущенных по его следу, он успел бы с легкостью.

Не беспокоила его и судьба диссидента. Он вовсе не собирался лить слезы по русским березкам, а уж от русской зимы точно старался держаться подальше. Нормально жить, когда неделю стоят морозы за тридцать, два дня звенит капель, потом случается снегопад, как обычно, неожиданный для всех городских служб, а затем снег лежит до мая, может только впавший в летаргический сон медведь, и то не факт, что у него не будет раскалываться голова.

О нет! В России его держала только Москва. Причем не из-за дешевой сентиментальности, которой Олег Дмитриев все же был подвержен в моменты слабости, – вовсе нет. Его интересовала Зона и только Зона: артефакты, существа, явления, которых нет и не может быть нигде в мире, сила, черт побери! Он хотел овладеть этой силой, подружиться с ней, стать ее частью. И ведь получилось. У него все или, вернее, почти все получилось.

Сам он, разумеется, не использовал «радужку» – не настолько глуп, чтобы ставить на себе эксперименты, – но однажды подопытный, Валентин Сизов, вляпался со всей дури в «ведьмин студень». Уж неясно, что его толкнуло под руку или, вернее, в спину. Не заметить этот артефакт-аномалию мог только слепой, да и тот наверняка что-нибудь ощутил бы. Ярко-голубое светящееся желе, да еще подкидывающее в воздух сгустки размером от дождевой капли до шара для игры в гольф. Взлетали они на метр- полтора, а потом шлепались назад, вызывая всеобщее колыхание. Красиво.

Очень красиво, если не принимать во внимание, что это всего лишь видимая часть «айсберга», а невидимая растеклась вокруг огромными, двух-трехлитровыми прозрачными каплями – светящимися и похожими на ртуть. Все, касающееся этих капель и самого желе, теряло структуру. Был Валентин Сизов, обязан стать резиновой фигней. Однако не стал, сам изменил структуру «ведьминого студня», который сначала замерз, а потом рассыпался, как кусок льда при встрече с ледоколом. А ведь на тот момент Валентин еще не мог называться «белым сталкером» – так, подопытная крыса с огромным самомнением и похотью, которую не мешало бы приструнить или направить в правильное русло.

Олег простил его за порчу своего имущества (двести тысяч евро за один грамм!). Более того, прикрыл глаза на его шуры-муры с Андреевой. Зря. Существуют люди, которых расхолаживает хорошее отношение. Они уважают только хозяев, которые, подходя к ним, берут в руки палку, а лучше хлыст, а то и револьвер.

Плох тот солдат, который не хочет быть генералом? Вздор! Есть солдаты, которые быстренько дезертируют, а то и убьют