– Все в порядке, Леопольд Борисович? – поинтересовался Дьяк.
Я бросил газету на верстак и улыбнулся.
– Абсолютно, Александр!
– Вы кажетесь встревоженным. И сильно похудели. Как у вас со здоровьем?
– Худоба – это последствия недавнего ранения, ничего серьезного.
Я снял с вешалки кожаный плащ, нацепил на голову фуражку и спросил:
– Могу воспользоваться черным ходом?
– Разумеется! – всплеснул руками Дьяк и напомнил: – А зонт?
– Заберу в следующий раз.
– На улице идет дождь.
– Не сахарный, не растаю, – отшутился я, выскользнул в приоткрытые ворота заднего двора и махнул на прощанье изобретателю рукой. – До встречи!
Меня спасла непогода. Будь сегодня ясный денек, разгуливай всюду студенты, карауль покупателей зазывалы и лотошники, я попросту не обратил бы внимания на шагавшего по противоположной стороне улицы преследователя. Невзрачный, среднего роста господин с плоским чемоданчиком не показался бы подозрительным, даже высматривай я слежку намеренно.
Мало ли кто может спешить по своим делам?
И даже сейчас, на пустынной улице, все решил случай. Преследователь просто немного не угадал с выбором места: он караулил меня на углу, откуда просматривался вход в лавку Александра Дьяка, а я вывернул на улицу через боковой проход, спутав тем самым ему все карты.
Чтобы сократить отставание, шпику пришлось выскакивать из-под навеса кофейни и опрометью нестись через перекресток, и хоть он благоразумно выбрал противоположную сторону улицы, от меня этот маневр не укрылся.
Если честно, чего-то подобного я и ожидал. Покушение на Римском мосту случилось сразу после визита к поверенному, а стоило только мэтру посетить меня в доме на улице Яблочкова, и там объявился снайпер. Я не был склонен подозревать в предательстве юриста, но и списать все на случайное совпадение тоже не мог.
И потому озирался.
Дурная погода и расшатанные нервы позволили высмотреть преследователя, но как станет действовать тот в случае раскрытия? Какие у него на этот счет указания: раствориться на серых мокрых улицах Нового Вавилона или предпринять попытку завершить дело парой точных выстрелов?
Я ставил на второе, резонно полагая, что целью слежки является вовсе не сбор сведений, а убийство. Но вот чего я не знал и никак не мог просчитать – так это с какого расстояния убийца откроет огонь. Как близко он постарается подобраться, прежде чем спустит курок? И как скоро ему надоест высматривать удачное для покушения место?
Глаз на затылке у меня не было, и неопределенность безумно выводила из себя.
Хуже нет, чем ждать выстрела в спину.
Шаг – вдох. Шаг – выдох. Пальцы сунутой в карман руки немеют на рукояти револьвера.
Шаг – вдох. Шаг – выдох. Шлепают ботинки по мокрой мостовой.
Шаг – вдох. Шаг – выдох. Сердце колотится как безумное.
А впереди – прямая улица, сплошная стена домов и – никого. Старый город словно вымер, и только краешек глаза улавливал на самой грани видимости мельтешение нерезкого силуэта преследователя. Попробуй тут не сорваться на бег!
А бежать нельзя. Побежишь – и враз превратишься в мишень.
Нет, я вполне мог развернуться и открыть огонь первым, просто не был готов ни к хладнокровному убийству случайного прохожего по одному лишь подозрению в слежке, ни тем более к перестрелке с профессионалом.
Я искренне, до икоты и дрожи в коленях боялся схлопотать пулю и ничуть этого не стыдился. Полтора месяца на больничной койке и паралич из-за поврежденного позвоночника оказывают воистину удивительное воздействие на психику человека.
Именно поэтому, как только представилась такая возможность, я сразу спустился по узенькой лестнице в случайную пивную. В небольшом питейном заведении оказалось на удивление многолюдно и ужасно накурено, и сразу стало ясно, куда именно подевалась с улиц развеселая студенческая братия. Стучали о тарелки ножи и вилки, гулко разносились под сводчатым куполом голоса, звякали друг об друга пивные кружки.
В первом зале с длинной стойкой бара свободных столов не оказалось вовсе, в дальнем было не столь людно, да и