явственней на смену статическому напряжению приходило леденящее присутствие потустороннего.
– Быстрее! – крикнул я, дергая рубильники уже на бегу.
Лейтенант от меня не отставал.
Когда шеренга электрических шкафов наконец закончилась и погасло аварийное освещение, я сразу повернул к выходу, но в лицо резко ударил яркий луч фонаря.
– Полагаю, нам стоит разобраться со всем здесь и сейчас, – не к месту вознамерился выяснять отношения Уильям Грейс.
Под ногами задрожал каменный пол, по спине холодными мурашками пробежалась неуверенность, но окончательно присутствия духа я не потерял и надменно скривился, скрывая за спиной руку с загодя вытянутым из кармана «Цербером».
– Застрелишь безоружного? – спросил я, маскируя за кривой усмешкой страх. – Как это благородно!
– Расскажи, каким дьявольским образом ты лишил сознания ее высочество! – потребовал лейтенант. – И не вздумай лгать и юлить! Я легко распознаю ложь!
– А тебе какое дело до этого? – хмыкнул я и в намеренно провокационной форме поинтересовался: – Кто-то назначил тебя на роль хранителя ее высочества? Или это личное?
Сказать начистоту, я намеревался застрелить собеседника при первом же его неверном движении. Я до скрежета зубовного боялся подвалов, а умереть – вновь умереть или умереть окончательно? – в подвале боялся вдвойне. И не собирался ни впустую терять драгоценное время, ни позволять всадить в себя пулю.
Я желал убраться отсюда немедленно и во все глаза следил за побагровевшим от гнева лейтенантом, но прежде чем тот успел хоть что-то предпринять, за его спиной сгустились и без того беспросветно-черные тени подземелья.
– Люди!..
Прозвучавший прямо в голове тихий шепоток прошелся наждаком по оголенным нервам; Уильям Грейс резко обернулся, и в свете электрического фонаря лишенная кожи плоть Ицтли показалась багряно-красной.
– Жалкие душонки! – выдохнуло божество обсидианового клинка и резко повело окровавленной рукой, словно вырывая эти самые душонки из наших тел.
Уильям Грейс замертво повалился на каменный пол, а миг спустя неведомая сила резко дернула вперед и меня. В груди вспыхнула невыносимая боль, и перед глазами все поплыло, но тотчас жгучим огнем кожу опалили давнишние татуировки, и это жжение самым неожиданным образом помогло устоять на ногах. Не обращая внимания на запах горелой плоти, я выпрямился, расправил плечи и через силу рассмеялся:
– Это все, на что ты способен?
От божка обсидианового клинка так и веяло потусторонним, но «Цербер» славился устойчивостью к колдовским чарам, и на три выстрела я мог рассчитывать при любом раскладе. Главное было не промахнуться.
– Я вырежу тебе сердце! – прорычал Ицтли.
– Уже выреза?ли, – спокойно ответил я и с язвительной усмешкой добавил: – Дважды!
Ицтли приподнял обсидиановый нож, намереваясь броситься в атаку, и сразу за его спиной раздался противный металлический скрежет.
– Кто это здесь у нас такой нарядный? – спросил Зверь, выходя из темноты. Кончик зажатого в его лапе кухонного ножа оставил длинную царапину на дверце железного шкафа.
Ацтекское божество развернулось к новому противнику и разразилось длинной тирадой на незнакомом языке; отзвуки его голоса вреза?лись в мою голову подобно ударам кузнечного молота, а Зверь лишь презрительно сплюнул себе под ноги.
– Драть, падаль! – скривился он. – Собрали из мертвечины, а еще хорохорится! Монстр Франкенштейна, драть!
Ицтли неуловимым глазу движением кинулся в атаку, но Зверь ловко ускользнул от обсидианового клинка и ответным замахом пропорол лишенный кожи бок соперника, словно сделал надрез на анатомическом манекене.
Я не стал встревать в их схватку, лишь расстрелял в спину Ицтли все три заряда «Цербера» и бросился наутек. Потустороннее присутствие чего-то неизмеримо большего, нежели божок кровавых ритуалов, все сильнее изменяло окружающую действительность, и в голове билось одно-единственное: «Бежать! Бежать! Бежать!»
Ощутив за спиной лютое дыхание преисподней, я обернулся и увидел, как вдогонку за мной по коридору катится волна ледяного тумана. На ходу я швырнул зажигательную гранату, затем еще одну и припустил дальше изо всех сил. Фосфорное пламя позволило выгадать несколько секунд, и этого времени как раз хватило мне, чтобы добежать до лифта и начать взбираться по вмурованным в стенки шахты скобам.
Волна стужи ударила в каменную стену и заморозила все внизу, да только я был уже высоко. До меня донесся лишь смазанный