В разрывы туч иногда прорывалось солнце, и тогда громадная океаническая плита покрывалась ослепительными вспышками, мешая смотреть. Френсис Барри опускал на глаза очки с затемненными стеклами – и сразу же неистовое кипение солнечных бликов превращалось в глазах его в ровное голубоватое сияние.

По компасу он должен был, двигаясь по сороковой параллели, выйти теперь к берегу чуть южнее Нью- Йорка, но земли все еще не было видно и океан в громадно-синей своей пустынности являл впереди, как и позади, один лишь бесчувственно-ровный горизонт. Беспокойство начало охватывать Френсиса

Барри, по мере того как время шло, он летел в режиме высокого волевого напряжения, почти перестал выходить на свободное планирование, последнюю ночь вообще минуты не спал – американского же берега все еще не было видно.

И вдруг с какого-то момента он стал замечать, что по отношению к ближайшим кучевым облакам движение его намеченным курсом как бы совершенно прекратилось: то ли эти облака резко изменили направление полета и, подгоняемые попутным ветром, сравнялись в скорости с его продвижением, то ли полет замедлился, несмотря на все его усилия. Однако по сопротивлению встречного воздуха летатель определил, что скорость его ничуть не уменьшилась. И не могло быть того, чтобы северо-восточный пассат, устойчивый в данное время года на этой широте, вдруг переменил направление. Что-то во всем этом начинало проявляться непонятное и грозное.

Френсис Барри хотел произнести словесную формулу ОН-1, которая открывалась учителем каждому летателю перед его первым самостоятельным полетом, – молитву летателей, поднимающую и удерживающую в воздухе, – но что-то произошло с его памятью: он начисто забыл слова молитвы. Тогда и пришел к нему безграничный страх и трезвое осознание своего пространственного положения; он почему-то повис высоко в небе, под самыми облаками, над темно-синей однообразной океанической плитою, без опоры ногам и без рычагов машины в руках.

Летатель Френсис Барри как бы очнулся ото сна и обнаружил себя в воздушной пустоте над бездной моря… Но сон будто являл свое продолжение: Барри не падал, хотя и не летел вперед. А вскоре настала ночь, и, казалось, совершенно внезапно вспыхнули в небе звезды.

Его начало сносить в юго-западном направлении. Через несколько часов он увидел на горизонте темный зубец острова, отчетливо выступавший на фоне чуть светящегося неба. Сверившись по звездам и приборам, Френсис Барри установил, что его снесло к Бермудским островам.

И тут он заметил, что чуть повыше его движется в том же направлении некий другой летатель, и Френсис принялся вспышками прожекторного фонаря подавать ему сигналы. Улетевший уже довольно далеко вперед неизвестный левитатор приостановился и, развернувшись, заскользил по воздушной горке навстречу световому призыву. Приблизившись на расстояние десятка метров, он сделал вираж, выровнял направление и движение полета с Френсисом Барри и, включив свой яркий прожектор, осветил его.

– В чем дело, приятель? – произнес незнакомец резким, жестким, грубым голосом.

– Вы случайно не из нью-йоркского клуба? – спросил Барри.

– Да, – ответил незнакомец. – У тебя какие-нибудь проблемы?

– Что-то я ничего не пойму… Лечу от Гибралтара на Нью-Йорк, и вот почему-то снесло меня к Бермудам.

– Ничего удивительного, парень. Нью-Йорк не принимает. Установил заградительную зону вдоль побережья до самого Бермудского треугольника.

– Что же делать?

– На Нью-Йорк лететь нельзя, – отвечал левитатор, могучего сложения человек с густыми сросшимися бровями. – Двигаться можно на Майами, далее на Хьюстон и к Санта-Фе.

– Что? Только в этом направлении? – недоуменно вопрошал Френсис Барри.

– Вот именно, – был ответ. – По этому коридору можешь лететь свободно хоть до самых Гавайев.

– Но почему именно по этому?.. И кто это установил? – возмутился Френсис

Барри.

– Я это установил, – ответил с насмешливым вызовом незнакомец. – Тебя это устраивает? Ты думаешь, для чего мне надо было бы тут крутиться? И вообще – тебе, кажется, неизвестна моя персона. Я д. Нью- Йорк… Что, не ожидал такой встречи?

– Но я вам ничего плохого не сделал вроде бы… – смог только и вымолвить в ответ Френсис Барри. – Я один из первых клубных тренеров Нью-Йорка… Я работал, выходит, на вас…

– А сейчас ты работаешь на Европу? – с резким смехом выкрикнул Нью-Йорк. -

Ну и возвращайся туда обратно. А в Америке тебе уже нечего делать, у нас-то все в порядке… Только в двух штатах еще не набрано клиентов, я же говорю: в Нью-Мексико и на Гавайях. Лети туда или – обратно в Европу! – И, отведя в сторону луч прожекторного фонаря, д. Нью-Йорк досадливо насупил свои густые брови. – Не свети мне в самые глаза, пожалуйста, – сердито попросил он.

– Но я почему-то забыл формулу ОН-1, – безнадежным голосом молвил Френсис

Барри, тотчас выключив фонарь. – Невероятно, но так получилось, мистер

Нью-Йорк… Что-то не в порядке с моею головой.

– Это твои проблемы, – сухо и спокойно констатировал д. Нью-Йорк. – Я сказал тебе все, что хотел. Бай-бай!

И, тоже потушив фонарь, д. Нью-Йорк с места стремительно, мгновенно удалился сразу на огромное расстояние и стал невидим. Френсис Барри вновь остался в одиночестве – в виду Бермудских островов, без уверенности в полете, позабывший молитву летателей…

Медленно продвигаясь в ночи к далекому еще острову, угрожающе быстро теряя высоту, летатель подумал об оставленном несколько дней назад в Марокко ученике, который таким же образом, наверное, потерял волю и чувство полета.

Ничем он тогда не смог помочь любимому ученику, другу, и даже, спохватился он сейчас, не удосужился напомнить ему о формуле ОН-1: может быть, ученик также забыл по необъяснимой причине заветную молитву.

Френсис Барри остался один над темным и неразличимо громадным океанским простором, испытывая острое, как укол в самое сердце, чувство вины перед оставленным в Марокко учеником, и в это мгновение их общего времени, ранним жемчужно-розовым рассветом, который наступал на Гибралтаре часа на четыре раньше, чем на Бермудских островах, Валериан Машке стоял на плоской крыше маяка. С нее только что на его глазах спрыгнули четверо богатых алжирцев в фесках, привязанных к головам темными шарфами, в длинных одинаковых балахонах, из-под которых выглядывали шаровары ярких цветов. Весело, гортанно перекликаясь, громко хохоча в прозрачной тишине утра, четверо алжирцев благополучно отлетели в голубизну залива и вскоре превратились в едва заметные точки.

И, глядя им вслед, Валериан Машке как бы в одно мгновение от начала и до конца целиком проследил историю возникновения, развития и, наконец, нынешнего преосуществления левитации. Бог создал нашу вселенную, связав все ее отдельные части между собою законом всемирного тяготения и окружив мироздание единым гравитационным полем. В этом мировом поле все вещественные отдельные предметы тяготеют друг к другу, и поэтому человек может ходить по земле, точно так же как бегают по ней звери и ползают муравьи. И лишь духовные тела ангелов, единородных детей Божиих, не подчинены своду гравитационных законов вселенной – для них существуют свои законы. Поэтому они, созданные в духовном