хи… Десять метров, пять… машина неожиданно вздрагивает, резко проседая кормой и круто задирая лоб. Что за?! Кобрина швыряет спиной назад, и он едва успевает ухватиться за казенник. Башнеру, судя по болезненному вскрику, достается куда сильнее, и Анисимов, не удержавшись на ногах, падает на «чемоданы» боеукладки. Мехвод матерится, налегая на фрикционы, свирепо рычит двигатель. Рывок. Еще один. Корма проваливается еще ниже, зато начинает опускаться нос. Слышимый даже сквозь рев мотора и толстую броню непонятный хруст. Небо в панораме сменяется землей, огрызками деревьев, затем все затягивает пылью. Плавный толчок – и боевая машина уже стоит практически ровно, с небольшим креном на левый борт и, как сказали бы моряки, «отрицательным дифферентом градусов в двадцать». Ну, в смысле, когда задница ниже, чем лоб. Дизель внезапно захлебывается – и наступает тишина. Снаружи по-прежнему грохочут выстрелы и взрывы, тарахтят пулеметные очереди, хлопают винтовки, гудят танковые моторы, но внутри кажется, что тишина поистине оглушающая. Загорается желтоватая лампа, забранная защитной решеткой.

– Все, командир, вот теперь мы точно приехали, – раздается голос механика-водителя. – Всерьез и надолго.

– Куда? – непонимающе переспрашивает Сергей, искренне недоумевая, отчего в панораме столь странная картинка, будто танк закопали по самую крышу. Что?! Закопали?!

– Провалились мы, командир, – тяжело вздыхает Цыганков. – Кто ж знал, что у местных тут то ли погреб, то ли хранилище какое. Еще и такой здоровый. Вот мы свод весом и продавили да и ухнули почти на два метра под землю-матушку. И чего теперь делать, ума не приложу. Самим точно не выбраться, даже на буксире. Понакопали тут, нормальному советскому танку ни пройти, ни проехать… не, ну что за люди, а? Дярёвня… – И механик-водитель начинает тихонько хихикать, сбрасывая нервное напряжение.

Несколько секунд комдив осмысливал услышанное, затем длинно выматерился, осознав, что именно произошло. Не сдержавшись, несколько раз раздраженно стукнул по броне кулаком, оставляя на белой краске темные следы. Да уж, рассказать кому – не поверят. И что самое идиотское, даже с перебитой гусеницей – да хоть с обоими сразу! – танк не стал бы более беззащитным, чем сейчас. Ни с места тронуться, ни башню повернуть, ни выстрелить. Достаточно канистры с бензином, чтобы превратить «тридцатьчетверку» в братскую могилу…

– Экипаж, все целы?

– Вроде целы, командир, верно, Гриша? – за двоих ответил Цыганков.

– Анисимов?

Башнер шумно ворочался где-то внизу, но молчал. Кобрин извернулся, силясь разглядеть в тусклом свете товарища:

– Степа, что, ранен?

– Кажется, руку сломал, – сквозь зубы выдохнул тот, болезненно застонав. – Левую. И башкой приложился, когда падал.

– Божков, снимай пулемет – и выбираемся наружу. В темпе.

– Не снимается, тарщ командир, – жалобно ответил Божков, – заклинило. Видать, стволом за что-то зацепился, когда мы вниз ухнули, так дернуло, что мне прикладом едва челюсть набок не своротило. И радиостанции хана. Похоже, лампы расколотило…

– Покинуть машину, – буркнул Кобрин. – Будешь вылазить, спаренный сними и диски захвати, а мы с Витей башнеру поможем.

Открыть люк удалось не сразу: крышку привалило гнилыми, пахнущими прелью и сыростью досками перекрытия и землей. Вместе с мехводом отвалив створку, танкисты выбрались наружу, осторожно вытащили раненого товарища, прижимающего к груди сломанную в предплечье руку. Последним из танка вылез Божков с «дегтяревым» и набитой запасными дисками противогазной сумкой. Бой уже сместился в сторону и, судя по интенсивности канонады, подходил к концу. Ну, хоть что-то хорошее, не удержали фрицы деревню…

Башнера уложили под одной из двух уцелевших стен того самого сарая, до которого не доехали буквально нескольких метров. Пока мехвод с радиотелеграфистом, вооружившись «ППД» и пулеметом, осматривали окрестности, комбриг оказал помощь шипящему от боли Анисимову, соорудив нечто вроде лангета из бинта и подходящего размера доски. Получилось топорно, но достаточно надежно, до санбата дотянет. Подвесив конечность на ременной петле, заставил Степана сделать несколько глотков коньяка – другого обезболивающего и противошокового в наличии не имелось.

За покосившейся стеной сарая протарахтел короткой очередью пистолет-пулемет. Сергей дернул было из кобуры пистолет, но появившийся из-за угла Цыганков успокаивающе махнул рукой:

– Не волнуйтесь, командир, там немец недобитый прятался. Вот я его и того… О, глядите, никак по нашу душу?

– А, похоже… Махни-ка ему, пока на наш погреб не наехал, это уж сущий перебор будет, – пробормотал Кобрин, глядя на