– не в счет), уходил от погони в горных лесах, но никогда он не чувствовал такой реальной, смертельной опасности, как сейчас. Он не мог пошевелиться, зажатый в стальных объятиях «зомби», и знал, стоит тому двинуть рукой, и хрустнут позвонки, и никогда, никогда больше майор не увидит детей, не выдаст замуж дочку, не погуляет на свадьбе сына. Не увидит внуков и не поедет на Алтай, чтобы сплавиться по бурной реке Чулышман. Никогда. Ни-ког-да!
И от этой мысли он впал в тоску, смертельную тоску, зная, что все равно попытается убить парня, что это его долг, его служба, его работа – убивать террористов, негодяев и безумцев, которые портят жизнь простым людям. Именно для того, чтобы исполнить свою работу, которой майор посвятил свою жизнь, он и спустился в душные, промозглые, наполненные запахом тлена и писком крыс московские подземелья.
– Не стоит этого делать! – вдруг снова сказал парень. – Я хороший. Не нужно хорошему убивать хорошего. Это ни к чему. Опусти оружие, мы просто поговорим. А потом ты меня отпустишь. Договорились?
– Опустить оружие и поговорить – это я могу! – буркнул майор, сердце которого норовило выскочить из груди. – А вот отпустить – нет!
Он опустил автомат, показывая, что выполняет требование безумца, и стал лихорадочно размышлять, как выйти из ситуации, в которую сам себя загнал. Загнал? Вообще-то, все сделано по инструкции, писанной потом и кровью – близко не подходил, стоял на расстоянии трех метров, что вполне достаточно для того, чтобы отреагировать на любое, самое быстрое нападение. Кто же знал, что этот парень окажется ТАКИМ быстрым? Нечеловечески быстрым!
И сама собой закралась шальная мысль – а человек ли он?!
Мысль была изгнана, как не заслуживающая доверия, и майор приготовился к длительным переговорам, надеясь, что они окажутся успешными. Нужно было уговорить парня сдаться, вот и все. Первый раз, что ли?
Незнакомец ослабил захват, потом совсем убрал руку, но из-за спины не вышел. Майор чувствовал его присутствие и знал, случись какая-то заваруха, первым умрет он, Кирсанов. И это никак не входило в его ближайшие планы. Потому нужно как следует поработать головой! В хорошем смысле…
– Я слушаю тебя, – внешне бесстрастно сказал майор, зная, что его слова сейчас слышит вся группа (он включил рацию на передачу). – Что ты хочешь предложить?
– Я уже сказал, ты нас отпускаешь, мы уходим. Обещаю, что тогда никто не умрет. В том числе и те люди, что сейчас подкрадываются к нам вдоль стены. Прикажи им, чтобы остановились, иначе мне придется тебя убить.
– Всем стоять. Не двигаться. Слушать. Парень… тебя Юра звать, да? Юр, ну сам пойми, ты со своей подружкой забрался в охраняемую зону. Вас засекли датчики движения, и к вам была выслана группа захвата. Все это отмечено в журнале дежурного, и как теперь, скажи на милость, я могу вас отпустить? Я вообще не понимаю, зачем ты так рвешься уйти? Тебя допросят, помурыжат с неделю, а потом отпустят! Не ты первый, не ты последний! Оружия у тебя нет, взрывчатки тоже, вреда ты никому не нанес. Ну, забрался под землю, решил в тишине и темноте романтично трахнуть подругу – так что с того? Повторюсь, не ты первый, не ты последний! В чем дело-то?
– Если я окажусь в тюрьме, меня убьют, – тихо и убежденно ответил незнакомец своим бархатным голосом. – Мне нельзя сдаваться. Но я не хочу вас убивать. Что мне делать? Что нам делать?
– Юр, да никто тебя не преследует, ну что ты придумываешь?! – бодро начал Кирсанов и тут же прикусил язык, так это все звучало глупо, напыщенно и «по-отцовски». Откуда он знает, в самом деле, преследует кто-то парня или нет? Может, и правда забрался в подземелье, спасаясь от какой-нибудь шпаны? Хмм… только шпана-то в тюрьме ФСБ точно не достанет. А вот если кое- кто покруче шпаны… но это все фантазии безумца!
– Юр! – снова подала голос женщина. – А может, я сдамся? А ты уйдешь? А потом ты меня вытащишь! Я знаю – вытащишь, не бросишь! Или дождешься. Ну, правда, не убивать же их всех?
– Не убивать же нас всех? – неожиданно для себя хохотнул майор. – Юр, сдавайся уж ты, а? Всем будет легче! И мы живы, и ты – накормлен, напоен, а потом и домой, к мамочке!
– У меня нет мамочки, – голос незнакомца вдруг стал слегка печальным. – Она умерла во время чумы. И отец тоже.
– Какой такой чумы? – поразился Кирсанов. – Да чумы нет уже лет… лет… триста? Четыреста? Ты чего, парень? Чумка – есть. Собаки болеют. А чуму давно уже искоренили! Какая там чума?!
– Не знаю, – незнакомец слегка помотал головой. – Я не помню. Кое-что помню, а кое-что нет. Скажи, а это правда, то, что помурыжат неделю и отпустят?
– Да, чистая правда! – слегка покривил душой майор, с облегчением отмечая, что дело сдвинулось с мертвой точки. – Неделю, не больше!