В страшных казематах Петербургского управления ПГБ на самом деле было и сухо и тепло. Даже кормили три раза в день вполне съедобной пищей. Байки о жутких условиях содержания, пыточных подвалах и раскаленных инструментах не имели ничего общего с действительностью. Зачем? Двадцать первый век же на дворе! Есть замечательные психологи и даже гипнотизеры. Есть укольчики для тех, кому не хочется говорить. Есть блокирующие силу источника артефакты, от которых у одаренных не только гасятся способности, но и постоянно ноют зубы. К слову, заряжать такие артефакты очень дорого. Лишь один тип одаренных способен создавать такие бусины, а рождаются их единицы на тысячи других. Но у местного ПГБ была парочка спецов. Для дорогих гостей ничего не жалко.

Жаль, что гости не ценили созданных условий, все норовили оскорбить хозяев, плюнуть в душу. Но это обычно только первый месяц. А потом они становились тихие-тихие, просто загляденье.

Вот и постояльца четырнадцатой камеры уже ничего не волновало.

– Четырнадцатый, на допрос! – Дверь камеры отворилась, заключенный безропотно встал со шконки, привычно заложив руки за спину. Бритая голова, щурящиеся из-за отобранных очков глаза, яркая арестантская роба. Красавчик.

Безликая комната. Безымянный следователь.

– Здравствуйте, Евгений Александрович. Располагайтесь.

Приколоченный к полу табурет, на котором невозможно удобно устроиться. Усталые глаза напротив. И ноют, все время ноют зубы!

– Возникли некоторые вопросы, на которые хотелось бы получить ваши ответы, гражданин Залесский. Или вам привычнее фамилия Суханов?

– Мне все равно. Спрашивайте.

К чему сопротивляться, если ты уже официально мертв? Ему даже некролог показывали. Хороший получился, душевный… И фотография удачная. А свою настоящую личность он похоронил собственными силами. Давно. Но эти все равно раскопали.

– Все равно так все равно. Объясните, Евгений Александрович, как получилось, что у вас на руках оказались материалы, пропавшие при разгроме «дома смерти» в Кишиневе тридцать лет назад?

– Я уже объяснял вашим коллегам.

– И все же повторите еще раз, мы никуда не спешим.

– Мой отец, как и его отец до этого, всю жизнь занимался изучением механизма появления и изменения дара. Ведь источники проявляются у детей не сразу и у всех работают по-разному. Пытался выявить причины, закономерности, кроме уже известных. На каком-то этапе потребовалось провести серию опытов, но в институте, где он работал, ему отказали. Хуже того, кто-то пустил слухи, разразился скандал. Его изгнали с кафедры, обвинив в бесчеловечности, и запретили заниматься научной деятельностью. После этого отец исчез. Мать, опасаясь, что скандал отразится на ее и моей судьбе, развелась с ним и вернулась в род своего отца. Незадолго до своей поимки и смерти отец разыскал меня и передал на сохранение документы по экспериментам. После истории с «домом смерти» я решил перебраться подальше от тех мест. Переехал в центральную часть России. Женился, войдя в род жены, взял ее фамилию.

– Скажите, а вы знали, какие именно проводились опыты?

– Я не поддерживал связь с отцом, о его деятельности узнал только из газет.

Следователь вынимает из папки и раскладывает на столе фотографии, скопированные из нашумевшего дела. Сорок семь одаренных детей и взрослых и тридцать четыре неодаренных были похищены и замучены в жуткой лаборатории на окраине города Кишинева. Бесчеловечные опыты над беременными женщинами. Препарированные дети. Пересадка органов от одаренных к простым людям и наоборот. От увиденного рвало даже видавших виды матерых следователей. Но все лабораторные журналы, бумаги и записи бесследно исчезли. А теперь, спустя тридцать лет, всплыли в другом, не менее вонючем деле.