дважды спасал твою глупую голову.

– И от чего же, если не секрет?

– Не секрет. Могла бы и сама догадаться. В первый раз на Горе, когда одна светлейшая дева изволила пойти на вопиющее нарушение освященных веками традиций, дисциплины и кто его знает, чего там еще. И если бы Лоурэл не оставил им вместо твоей крови официальное письмо, что кровь ты не сдаешь по его распоряжению, исходя из целей, одобренных лично Советом Вампиров, твои документы не приняли бы не только в университет, но и вообще ни в одно учебное заведение страны – ни высшее, ни среднее.

– Он не говорил, что возможны такие последствия…

– Это значит лишь, что в тот момент он взял на себя обязательства сделать так, чтобы последствий не было. И второе. Если ты помнишь, профессор Ольховников собирался писать письма на работу твоим родителям. Он не шутил. И даже рассказал об этом Лоурэлу. Специально его дождался, чтоб принести извинения от лица университета. И рассказать, какие меры приняты, чтобы подобное не повторилось впредь. Лоу не поленился тогда ему объяснить, что есть меры, принимать которые категорически не стоит. А потом при встрече попросил меня за тобой присмотреть.

– Ах, как это мило. И зачем я ему сдалась? Тоже осчастливить хочет? Какой заботливый вампирчик. У вас там все такие?

– У нас все разные. Как и у вас. А Лоу просто хороший парень, который желает тебе добра. Просто так, ни за чем. Симпатична ты ему. Как и мне. Но можешь не переживать. Для тебя это не будет иметь никаких последствий. Есть мы тебя не собираемся. Ты невкусная. Пей свой чай и хватит плакать.

Пью. Чай уже почти остыл, а я все пью. Слишком долгий день. Слишком много слов. Слишком много слез. Анхен протянул руку, чтобы подлить мне еще чая. Мне не очень хотелось, но спорить я не стала. Просто смотрела на струю воды, вытекающую из чайника, на пальцы Анхена, обхватившие ручку, на картинку на толстом боку. Вампир и дева. Что еще рисовать на чайниках? Только их. Сэлисэн и Елена. Вампир протягивал своей возлюбленной кустик чая, привезенный им из далеких краев. А она готовилась поливать его слезами, дабы заставить диковинную травку прижиться на наших не слишком-то жарких землях.

– А они и вправду существовали? – спрашиваю, кивнув на чайник.

– Сэлисэн и Елена? Существовали. Кто, кроме вампира, мог бы завезти вам растение из далеких земель? И зачем бы ему это делать, как не из любви? Вампиры чай не пьют.

– Да, она пила его чай, а он – ее кровь. Так и жили, пока не померли.

– Он умер значительно раньше, насколько я знаю. А она дожила до старости. И в память о нем всю свою жизнь посвятила культивированию чая. Чтобы много веков спустя другому вампиру было куда отвести другую деву, дабы ей было где рыдать.

– Не смейся надо мной. А отчего он умер? Вы ведь живете практически вечно.

– Войны, болезни… Мы не бессмертны, у нас просто очень долгий срок жизни.

– Я думала, вампиры не болеют.

– Не болеют. Людскими болезнями. У нас есть и свои.

И я снова пила чай, а он сидел и смотрел на меня. Очень серьезный. Очень спокойный. Совсем не страшный. Почему я его боялась? Вспомнить уже не получалось. Да я и не пыталась. Просто пила чай.

– Анхен, а Лоу тебе кто? – вдруг пришло мне в голову.

– Друг. Кем еще он может мне быть?

– Ну, не знаю. Тебе восемьсот, ему триста пятьдесят. Может, он твой сын?

– Мы настолько похожи? – Он откровенно усмехнулся.

Серебряный красавчик Лоу и черноволосый кареглазый Анхен. Что-то общее в них, конечно, было. Оба высокие, стройные. Гордая осанка. Взгляд – внимательный и вежливый, но полный безграничного осознания собственного превосходства. Обаятельная, буквально сшибающая с ног улыбка, в которой, напротив, ни снисхождения, ни превосходства, только искренняя симпатия и радость от встречи конкретно с тобой. И что-то еще неуловимо общее было в их лицах, не несущих на себе примет времени. Неопределимость возраста, что ли. Никто и никогда не назвал бы их старыми. Но вот и молодыми назвать – язык не повернется. В чем это пряталось – во взгляде? В постановке головы? В рельефе губ? Ни малейшие морщины, понятно, их лица не бороздили. Но передо мной сейчас сидел не мальчишка, не юноша, не студент. Печать прожитых лет в этом лице читалась. Как и в лице его среброкудрого друга. А вот если разглядывать детали, то действительно общего ничего. Другой разрез глаз, форма носа, губы. О чем я думала?

– Ну, не знаю, если вы там все спите с кем попало и как ни попадя, то где вам и разобрать, кто чей папочка, – попыталась вывернуться я.