– Но что если…

– Пойми, жизнь нельзя отложить на потом из опасения, что что-то может случиться. Кто знает, что будет дальше? Может, один из нас сейчас выйдет из дома, и его убьет молния, а может, мы оба доживем до девяноста лет. Завтра мы можем погибнуть, а можем и вернуться домой. Нам же это неизвестно. – Рен сжал мое лицо, утыкаясь в меня лбом. – Но сейчас мы оба здесь, а остальное не важно. Важно только то, что есть сейчас.

– Только сейчас? – Мое сердце забилось быстрее.

– Да. Только сейчас. Мы здесь. Это все, что имеет значение. Я не могу тебе пообещать, что никогда не денусь, но я, черт побери, постараюсь этого не сделать. Это единственное, во что тебе надо верить.

Меня обуревали чувства: казалось, внутри меня рушится последняя преграда. Я сморщилась, даже не пытаясь скрыть боль. По щекам текли слезы. Рен с глухим стоном обнял меня, прижал мою голову к своей груди и шептал мне на ухо что-то неразборчивое, но все равно утешительное.

Не знаю, что на меня повлияло – то ли обещание Рена, что он никуда не уйдет, то ли факт, что это совершенно от него не зависит. Правда, он и не собирался никуда уходить. Сейчас он был здесь, и я расплакалась.

Спрятав лицо у него на груди, я дала волю слезам. Как будто из переполненной ванны вынули пробку. Меня душили рыдания, казалось, это никогда не кончится. Но в конце концов, я все же успокоилась. Потоки слез превратились в тонкие струйки, и я лишь судорожно вздыхала.

Когда я наконец подняла голову, Рен улыбнулся мне, и на щеке его показалась ямочка. Большими пальцами он вытер мне щеки.

– Ты красивая, даже когда плачешь, – тихо произнес он.

У меня вырвался хриплый смешок.

– Врешь. Наверняка я сейчас выгляжу омерзительно.

– В тебе нет ничего омерзительного.

Еще как есть. Думаю, в глубине души Рен это знал, поскольку и сам хранил страшную тайну, но я оценила его доброту, которой он со мной поделился, точно дал конфетку монстру на Хэллоуин. Повинуясь порыву, я привстала на цыпочки и поцеловала Рена. Это был дружеский поцелуй, знак благодарности: так в храме прикладываются к святыне. Но между нами проскочила искра, от которой вспыхнула каждая клеточка моего тела, и я догадалась, что Рен испытывает то же самое. Я поняла это по тому, как задрожали ладони, сжимавшие мои щеки. Я опустилась на пятки и посмотрела Рену прямо в глаза. Меня снова обуревали чувства, но уже иного рода.

Жар, охвативший меня, говорил о том, что я хотела Рена. Бешено. Такие резкие перемены настроения удивили меня саму, но Рен был мне сейчас нужен больше всего на свете. И совершенно не потому, что Дэвид посоветовал нам провести с кем-нибудь вечер, а то вдруг завтра нас уже не будет в живых. То, что я испытывала к Рену… я чувствовала и до мало обнадеживающей речи Дэвида – всем сердцем, всей кожей. Я облизнула губы, положила руки Рену на грудь, и он прочел в моих глазах, чего я хочу.

– Айви, – застонал он.

Я повторила то, что он сказал прежде:

– Не бросай меня.

Глаза Рена вспыхнули. Он впился в меня взглядом.

– Никогда.

И Рен меня не бросил. О нет, он поступил ровно наоборот. Он приподнял меня, а я, повинуясь порыву, обхватила ногами его бедра. Одну руку Рен положил мне на шею и приблизил мои губы к своим. Поцелуй сперва был едва осязаемым, робким, нежным, но постепенно стал жадным и страстным. Все мое тело откликалось на прикосновения языка Рена.

Он крепче прижал мои бедра к своим, и я почувствовала, как он возбужден. Я застонала, не прерывая поцелуя. Только бы Динь не вышел посмотреть, что тут происходит! Но тут Рен в обнимку со мной двинулся в коридор.

– В постель, – промычал он, не отрываясь от моих губ.

Я стиснула его плечи.

– Да.

Рен снова прижался ко мне губами. Мы подошли к моей спальне, я вслепую нашарила за спиной ручку, повернула ее и открыла дверь. Очутившись внутри, я оторвалась от него и попросила:

– Подожди, я закрою.