— Странный поступок, я еще тогда говорила. К счастью, о нем не узнал никто из высокородных. Семейная усадьба находится далеко от Альбирры, попадают туда только порталом и исключительно по разрешению хозяина. Все слуги связаны с сиятельным клятвой личной верности. Здесь, в столице, он не может вести себя столь же неосмотрительно. — Старуха встала, прошла к окну. — Да и для тебя так будет лучше. Что бы ты делала, если бы он оказался рядом? Сегодня ты должна испытывать боль, завтра — впасть в полное безразличие. Сумела бы сыграть так, чтобы ни один человек ничего не заподозрил: ни сиятельный, ни слуги, ни император?

Я и сама все понимала. Знала, что обстоятельства складываются удачно. Отчего же тогда так грустно? Так пусто и одиноко. И сердце тупо ноет в груди.

— Я воспользовалась правом наиды на затворничество. Сказала, что это твое требование — только ты и я, больше никого. Еще будет появляться Гарард с регулярным осмотром. Он, конечно, многое видит, но лишних вопросов задавать не станет. Всем остальным, даже Юнне и Иде, вход в покои пока запрещен. Думаю, нескольких дней для молодой наиды достаточно. Выдержишь?

— Конечно. Куда я денусь?

Утро — молчание — обмен короткими фразами с Кариффой — опять молчание — визит Гарарда — кресло во внутреннем дворике — очередной прием пищи — ночь, которой я ждала, как манны небесной. И так до бесконечности. Впору выть от беспросветности собственного существования. Когда утром пятого дня наставница шепнула, что можно вести себя как обычно, я ликовала подобно малому ребенку. Энергия била фонтаном. Хотелось что-то делать, куда-то идти, только бы подальше от опостылевшего Закатного.

— Наставница, Нижний ведь семейный парк? Нам позволят там гулять?

Старуха задумчиво сжала губы.

— Я уточню. Но полагаю, что да.

К завтраку вернулись Юнна и Ида. Бросились ко мне, захлопотали вокруг. Похоже, девушки на самом деле искренне радовались встрече. А после завтрака я получила два удивительных подарка. Разрешение на прогулки в Нижнем — от императора. И маленькую картину, вышитую на ткани бисером, — от Вионны.

Подарок от императорской наиды принесла одна из ее служанок. Поскреблась осторожно в дверь, поприветствовала смущенно:

— Госпожа признательна вам за букет и просит принять ответное подношение.

Перевела взгляд на холст.

На гибких веточках словно живые застыли дивные цветы, так похожие на радужных птиц. Один краткий миг, взмах ресниц, биение сердца — и они взлетят в небесную синь, растворятся в ней навсегда. Умчатся к свету, к счастью. К свободе.

Бережно погладила пальцем яркие изящные лепестки-крылья.

— Передай сирре Вионне мою благодарность.

Служанка неловко переминалась на пороге, комкая в руках край платья. Она явно хотела что-то сказать, но так и не отважилась. Вздохнула, уныло потупилась, спросила чуть слышно:

— Я могу идти?

И тут я не выдержала:

— Как… Как она?

Женщина насупилась, произнесла заученно:

— Госпожа прекрасно себя чувствует. Император не оставляет ее своими заботами. Три дня назад передал великолепное бриллиантовое колье. Позавчера по его распоряжению принесли новые наряды. А недавно прислал баз. Вы же знаете, это очень редкий фрукт, его выращивают только в Ферекской долине, очень далеко отсюда. Да и не сезон сейчас. Но сирра выразила желание отведать, и Повелитель, как только узнал, приказал найти и доставить немедленно.

Молчала, не зная, что сказать. Распорядился, приказал, прислал… Наверное, если очень постараться, все это можно назвать заботой. Забросать несчастную побрякушками и тряпками, отправить армию слуг на поиски какого-то экзотического лакомства и не пошевелить даже пальцем, чтобы самому утешить. Не найти ни одного доброго слова.

Служанка еще раз переступила с ноги на ногу, закусила губу, зыркнула исподлобья и наконец собралась с духом:

— Госпожа очень обрадовалась ритисам. Долго на них смотрела. До этого она со мной почти не разговаривала. А тут вдруг стала вспоминать, как они с сиррой Налантой каждый год на Цветочную горку ходили. Улыбнулась даже. А наутро баэ потребовала, хотя в прошлый раз к ним и не притронулась совсем. После завтрака попросила принести эту картину, — кивок на холст в моих