Под утро перед глазами плыло, и мысли скакали блохами. Дарго давно задрых в мягком кресле, а я раз за разом перечитывала сказку в надежде на простую отгадку. Не получалось.
— Едут! — Мажордом ворвался без стука с прытью, поразительной для его возраста.
Я, стараясь не показывать волнения, спустилась на крыльцо. Опершись о колонну, рассматривала приближающуюся повозку с отличительными флагами дома Вир-дэ. Неужели Шур отважился приехать лично? Во мне волной поднимался гнев, но я усмирила его. Накажем виноватых позже, когда лорд оклемается.
Долгие полчаса повозка плелась к воротам, и наконец из нутра ее выбрался лекарь, бородатый и сгорбленный, щурясь, усмотрел меня.
— День добрый, леди Сольд, — поприветствовал он без всякого уважения, но шляпу ради приличия снял.
— Вы сами понимаете, что никакой он не добрый. — Туманы у ног бесновались. — Что я должна сделать, чтобы в конце-то концов получить мужа?
— Перед тем, как я передам его вам, должен заверить: леди, мы предприняли все возможное, — лекарь смотрел прямо в глаза так, как обычно смотрят лгуны. — Лезвие меча, которым был ранен ваш супруг, пропитано редкой разновидностью заколдованного яда. Сей яд держит лорда Вир-дэ меж двух миров. Он не мертв, но и не жив. Если вам угодно, я останусь при вас и буду оказывать всяческую помощь в попытках излечения.
Кто же тот безумец, что придумал яд? По спине пробежали мурашки.
— Ясно. — Я кивнула мажордому, стоящему в двух шагах от нас. — Прикажите кому-нибудь из слуг подойти сюда.
Вскоре из повозки вынесли носилки с лежащим на них телом. От высокого лорда, статного и гордого, осталась одна оболочка. Я едва не взвыла, увидев его. Да что я: прислуга охнула, когда Трауша внесли в дом. Кухарка разрыдалась в голос. Его уложили в хозяйской спальне, укрыли одеялом, подоткнув края. На взбитых подушках, белее белого, с бескровными губами и запавшими глазами, он лежал будто на смертном одре.
— Вам понадобятся мои услуги? — учтиво спросил лекарь.
— Нет, — я даже не глянула в его сторону, — благодарю.
Он резво убрался прочь, и я осталась наедине с будущим мужем. Если, конечно, нам суждено пожениться.
— Не смей умирать, слышишь? — Я склонилась к его изможденному лицу. — Я не намерена вечно править твоей страной, поэтому в твоих же интересах излечиться как можно скорее.
Обхватила его руку своей. За ночь моя руна стерлась совсем, и на коже лорда не осталось и следа от обручения. Теневая магия, связывающая нас, оборвалась. По сути, союз разорван, и я уже не невеста, а вольная женщина. Спасали меня туманы, густые и злые, клубящиеся за спиной. Пока они есть, я не позволю никому захватить власть и отнять моего лорда.
Когда-то он раздражал до зубовного скрежета, но после я увидела вторую его сущность: мужчины, не научившегося любить. Его, как и меня, воспитывала мать, для которой долг был важнее семьи. Трауш стеснялся любого проявления чувств, но со мной он открывался, становился мягче, делал первые робкие шажки навстречу.
Мне вспомнилась наша первая ночь. В воздухе оседала пыль. Мерцали звезды. Куртка лорда пахла костром, а сам он будто мальчишка никак не решался на прикосновение. Боги, как я боялась. Боялась своих застарелых шрамов и горького опыта близости с иными мужчинами. Колени подкашивались от лютого ужаса. Но Трауш не торопил и не требовал, а взгляд его пылал желанием. Он жаждал не моего тела, но меня целиком. Познать мои недостатки и травмы. И благодаря его нежности я возродилась из пепла.
Выживи, и все у нас наладится.
Я легла рядышком с Траушем и, склонив голову ему на плечо, уснула обрывчатым сном без сновидений.
— Подъем! — услышала спустя, казалось, секунду.
В комнате суетилась Мари.
— Что ты…
— Я, конечно, обожаю Трауша, но спать с ним сейчас, — она выделила последнее слово осуждающей интонацией, — не лучшая затея. Сольд, идем, у нас много дел. Давай-давай, я распорядилась о позднем завтраке, повара Трауша готовят восхитительные крендельки.
Я покорно встала, не совсем еще соображая, что происходит, и поплелась на запах сдобы. Уже в коридоре одумалась и застыла, подбоченившись.
— Мари, не изображай мою подружку, прошу. Что ты выяснила?
— Давай за завтраком? — взмолилась она. — Я дико голодна.
Мне оставалось только согласиться, тем более у самой живот выводил голодные рулады. В столовой уже восседал Дарго, закинувший ноги прямо на накрахмаленную скатерть — ну, разумеется! — и с аппетитом поедал тосты с джемом.
— Здрасьте! — Он помахал нам ложкой. — Ну, как твой муж?
— Жених, — зачем-то поправила Мари, укладывая на колени салфетку.
Интересно, как она относится к Траушу? Что испытывает? Любит ли она того, с кем провела множество часов, с кем сражалась в пылу битвы, кого защищала ценой здоровья? А если любила, то как сильно? И способна ли она вырвать с корнем эту любовь во имя общей цели?
— Не знаю, — без утайки призналась я, пододвигая к себе миску с густой овсянкой, — он жив, и пока это самое важное. Мари, рассказывай, что тебе удалось выведать.
— За вчерашний вечер я пообщалась с лучшими из лучших в лекарском деле, жречестве и даже некромантии. — Рыжеволосая отпила глоток кофе. — Всем известно о ранении Трауша, но никто не догадывается, чем его исцелить. Кто бы ни изготовил этот яд, он бесов гений. Буду искать дальше.