– Очень интересно. Я бы даже сказал, весьма, – проговорил старик с легкой улыбкой на губах. – Пропустим официальную болтовню. Я слишком стар, чтобы тратить время на всякие условности. Скажи мне, юноша, что же привело в стены моей школы высокородного отпрыска знатного рода?

– Желание стать ячаром.

– Желание это похвально, но только желания недостаточно. Ячар это состояние духа и тела, это постоянная работа над собой на протяжении всей жизни. Разве тот, перед кем открыты другие дороги, готов посвятить себя изнуряющим занятиям, ущемлению своих желаний и приношению своего «я» в постоянную жертву?

– Наставник, вы меня путаете с теми, кто предаётся увеселениям, развлечениям с модифицированными красотками. Я млад…

– Я знаю, кто ты, и даже чувствую в твоём теле остатки неправильно смодулированных плетей… Ты уже умирал на арене, мальчик мой. Я все это вижу… но я не вижу ответа. Почему ты хочешь стать Владыкой теней?

Взгляд старческих глаз, казалось, пронзил его насквозь. От этих двух сапфировых игл, что вонзились бурным потоком и буквально смели все заготовленные ранее ответы, Корвин вдруг ощутил себя голым и беззащитным.

В последний момент, удерживая рвущиеся наружу слова, Корвин едва не прикусил язык, но сумел медленно и с достоинством сказать:

– Я достоин большего.

– Хорошо держишься, мальчик. А если вот так… Последние слова совпали с волной дикого ужаса.

Поднимаясь из самой глубины сознания, из области дремучих инстинктов, прорываясь сквозь путы воли, на поверхность ощущений вырвался беспричинный страх. Проникая щупальцами за щиты самообладания, ужас лишал силы и уверенности в себе… и по щекам Корвина потекли слезы бессилия.

Часть сознания осознавала, что это не его ощущения, что это не его сейчас будут четвертовать и лишать головы, но чужая воля разрушала картину мира, навязывала свою реальность, где Корвин был мальчишкой, распятым в объятиях чудовищного осьминога.

Растягивая щупальцами человечка, словно на дыбе, своим единственным глазом чудовище просвечивало его насквозь. Этот взгляд был как скальпель. Он снимал кожу слой за слоем, и от боли не было спасения.

Пытаясь противостоять чужому вмешательству, чужой воле, сковавшей его, как жука в янтаре, Корвин пытался сопротивляться. Стараясь вырваться из странного оцепенения, он стучал кулаками о невидимую стену, пытаясь разбить невидимую преграду, с каждой секундой и вдохом он все больше осознавал своё бессилие.

Стена между ним и реальностью становилась только толще, а стекло мутнее. А следом невидимая преграда превратилась в непоколебимую гранитную стену.

Корвин закричал. Закричал всем естеством, душой и телом. Вкладывая в крик всю злость, всю боль, всю накопленную за жизнь горечь разочарования, все то, что заставляло его двигаться вперед, Корвин вложил в крик всего себя, и стена дрогнула. Появилась одна трещина, за ней другая.

Покрываясь узором разломов, толстая преграда затрещала и стала осыпаться с песчаным шелестом. Набрасываясь на пролом, сдирая пальцы в кровь, выкорчёвывая гранитные глыбы голыми руками, Корвин рвался из плена. И когда казалось, что вот-вот стена упадёт, руки вдруг обдало нестерпимым жаром.

Гранитные стены пещеры, в которую он углубился, спеша вырваться из ловушки, вдруг налились жаром и запылали открытым огнём. Камень стал плавиться и стекать со стен податливым воском, собираться вокруг лужей расплавленной лавы.

Пещера превратилась в огненный мешок. Спустя мгновение Корвин стал тонуть и сгорать заживо в котле лавы. Буквально на глазах ноги обугливались, чернели и обсыпались кусками спечённого шлака.

От разрывающей сознание боли захотелось завыть, закричать, нырнуть с головой в этот огонь и наконец избавиться от терзающей боли раз и навсегда. И прежний Корвин так бы и сделал, но только не тот, кто прошёл первую ступень посвящения.

Состояние пустоты и белого света, которое он познал в Храме Бездны, засияло перед ним миражом. На остатках самообладания он потянулся к шару ослепительного света. И когда руки коснулись белого сияния, по телу пробежала волна прохлады. Окунувшись в гостеприимно распахнутые объятия нирваны, Корвин оглянулся в зияющий огненный провал. Просветление не терпит лишних эмоций. И Корвин выплеснул из сознания кипевший внутри гнев.

Просторная комната для медитаций, которую наставник школы Говорящих с тенью любил называть зеркальной клеткой, сейчас была заполнена суетой.

Вокруг прибывшего гостя порхали две послушницы. Стараясь не дать обездвиженному телу лишиться остатков жизни, белые балахоны облепили тело пучками разноцветных проводов и сонмом щупалец. Увенчанные острыми иглами и вакуумными присосками, слеповато тыкаясь, почти что живые капельницы присасывались к важным точкам тела и впивались в пульсирующие артерии. Блок медицинской консоли, утробно заурчав, стал накачивать тело питательными веществами и стимуляторами, перехватывая у организма контроль над жизненно важными функциями.

Две послушницы школы, чей талант служил для возврата человека из-за кромки, сейчас умело орудовали пучками игл новых нейрошунтов.

Пребывая в неактивном состоянии и в виде полуметровых спиц, дистанционные улавливатели биоэнергетики начинали извиваться щупальцами, когда впивались в обнажённую спину донора. Подключаясь к биоконтуру человека, стыкуясь с вживлёнными имплантатами, они расширяли способности человека к слиянию с электронными помощниками.