пространством. Кстати, ты что-нибудь слышал про мастера Илиойса и его труд «Пространственные вихри»? Или, может, совершенно случайно знаком с придуманным им термином «нестандартные порталы», которыми Совет грезил еще в то время, когда магические гильдии только-только зарождались?
Насм изменился в лице.
– Что тебе известно о нестандартных порталах?
– Не очень много, – признался я, краем глаза отметив, что разлегшаяся на спинке кресла Мявка по-прежнему бдительно следит за чужаком. – Но достаточно, чтобы понимать, что чисто теоретически они возможны при наличии у человека дара, знаний о том, как грамотно его развить, и некоего фактора… Допустим, пока неизвестной науке рунной схемы, древнего обряда, сложного эликсира или же сочетания всех этих факторов сразу, которые заставили бы самый обычный дар видоизмениться и приобрести совершенно новые свойства. Пусть даже и ценой утраты способностей к другим видам магии. Как тебе такое предположение?
Насм неопределенно повел плечами.
– С точки зрения Совета ты говоришь сущую ересь.
– Еще бы, – охотно согласился я. – Но ты считаешь иначе, не правда ли?
– Мы не маги.
– Не совсем маги, – педантично поправил я. – В общеизвестном смысле ваша магия настолько странна, что не подпадает ни под одно существующее определение. Но она, как мне кажется, не всегда врожденная. А может, вы и вовсе рождаетесь обычными смертными, но при этом нашли способ развить способности у полученных в качестве платы детей.
Насм натянуто улыбнулся.
– Ты разве не видишь мою ауру?
– Ты прав, она выглядит такой же, как у обычного смертного, но качественные иллюзии еще никто не отменял, – спокойно сообщил я. – Особенно когда есть возможность использовать не простое заклинание, а, скажем, амулет. Или какой-нибудь занимательный артефакт, один из которых ты, кстати, носишь под плащом и который поднял магический фон аж на тридцать четыре единицы. Интересно, если его снять, какой твоя аура станет тогда?
– Ты когда-нибудь гулял по весеннему льду? – неожиданно спросил убийца, испытующе на меня взглянув.
– Когда солнце уже припекает, но лед на озере все еще лежит и от неосторожного движения готов в любую секунду провалиться прямо у тебя под ногами?
– Именно.
Я ухмыльнулся.
– Обожаю это ощущение. Но при этом я всегда знаю коэффициент запаса прочности льда и останавливаюсь лишь там, где заведомо безопасно.
Насм оскалился.
– То есть шкурой своей ты, несмотря ни на что, все-таки дорожишь.
– Как и ты – своей, – спокойно ответил я, посмотрев ему прямо в глаза.
Он снова прищурился, но отрицать очевидное не стал: если бы я был не прав, он бы не воспользовался эликсиром и благополучно сдох на мусорной куче в Тисре, так и не закончив дело, ради которого нанимался. Он это знал, я это знал, но с некоторыми вещами, к сожалению, приходится мириться.
– Хочешь меня убить? – улыбнулся я, заметив, как в глазах стоящего напротив убийцы что-то неуловимо изменилось.
Он равнодушно пожал плечами.
– Была такая мысль.
Внезапно в дальнем верхнем углу, почти под самым потолком, раздраженно зашипела Зубища. Мявка тоже вздыбила шерсть на загривке. Одновременно с этим из коридора послышался цокот когтей, и на пороге, едва-едва поместившись в проеме, возникли три лохматых пса. Породистых, мощных, с крепкими лапами. Остановившись в дверях, они показали чужаку клыки, но затем убедились, что тот не пытается причинить мне вред, и вопросительно уставились на меня.
Дескать, жрать его или сейчас поздновато для сытного ужина?
Я хмыкнул.
– Что же тебя останавливает?
– Да, в общем-то, ничего, – опустил руки насм, ничем не показав, что заметил собак. – Кроме того, что я пришел сюда не за этим.
– Хм, – по-настоящему удивился я, краем глаза отметив, что следом за кобелями в холл просочились еще две кошки, серая и черная, которые тут же поспешно юркнули на кухню и затаились за дверью. – Зачем же ты тогда явился?
– Хочу предложить тебе наем.
– Что?! – чуть не поперхнулся я, решив, что ослышался.
– Я предлагаю тебе себя нанять, – ровно повторил убийца, подчеркнуто медленно убирая руки под плащ и так же медленно закутываясь в него, как летучая мышь – в крылья.
И вот тогда я удивился по-настоящему.
Это был неслыханный жест доверия – в таком положении насм становился чуточку менее подвижным и гибким, а следовательно, уязвимым. При этом он показывал готовность к сотрудничеству. Предлагал себя в качестве рабочей силы весьма специфической направленности. Так что с этого момента каждое, согласно их дурацкому кодексу, сказанное