Лошадей распрягли вчетвером, всей чердачной компанией. Затем собрались их мыть, черпая воду ведром из колодца, но на крыльцо вышел Савлентий.
– Ага, вы мне еще лужи тут поразводите. Айда обедать. Потом вон в ту сторону поедете, там в версте отмель на реке есть. Когда обратно пригоните, в конюшню не загоняйте, пустите за оградой. Уйти далеко они не смогут, зверья тоже нет, пусть пасутся. Надо будет – Касса пригонит.
Мы покидали вещи с вьючных лошадей в кучу. Умылись, поливая друг другу из ведра (что, зря доставали?) и пошли на кухню, но тут же были отправлены обратно.
– Вы бы еще луки притащили, никто вас здесь не тронет, идите, железки снимайте.
За время, проведенное в лесу, мы привыкли даже по нужде ходить с мечом, кинжалом и желательно арбалетом. Через пять мер сидели за обедом. Отец достал настойку:
– Разбавленная, конечно, но уж какую подарили светлые братья, той и рады.
– Уважили старика, наливай.
После чарки, как называл гномьи рашки Савлентий, молча пообедали. Стол не ломился, но хватало солений, вяленой рыбы и вареных овощей. А главное, был свежий, ароматный, с румяной корочкой хлеб.
– Ну, рассказывайте, надолго ко мне?
– Да особо не торопимся, – начал говорить отец. – Если не в тягость, то десятину погостим.
– Добро. Можете и на подольше остаться пожить, не прогоню и оплаты не возьму.
Он обвел нас взглядом, остановился на мне:
– Что, с Кассой поговорил?
– А она шутница. Показала, что и меня бы съела.
– Ладно, дуйте лошадей купать, сами помоетесь, можете с собой кувшин вина свекольного захватить – в сарае стоит. Софья, иди в свою комнату, там, в сундуке, моя одежда – подберешь что. Во дворе домик маленький, это купальня, вода там есть. Ну а вы трое, – старец поглядел на отца, Храма и Лекама, – потом помоетесь, посидите-ка со стариком, пока купальня занята, расскажите-ка историю про светлых с самого начала.
– Да тут уж не со светлых рассказ вести надо, – начал отец.
– Значит, говоришь, не был одаренным? – задумчиво произнес Савлентий после рассказа отца.
– Не был.
– А может, не глядели?
– Так я его с детства по магам водил.
– Они же все голову смотрели, он у тебя не простудой болел, а искра спала в это время. А в академии его для того, чтобы вылечить, наверное, в бочке с силой купали, вот и разбудили.
– А убивать для чего?
– Пока убийцу не найдете – не узнаете. Может, и не его хотят убить, а вас троих, сколько народу на вас зло держит, а он сезон как разум обрел – и уже убийцы к нему, да еще и дорогие. А этажом и ошибиться могли, кто-то доложил, что там твоя, скажем, сокровищница, вот и лезли искать, а вы сразу на малого вину возложили.
– Да как-то не подумали.
– А когда вы думали? Всегда сначала ломаете, потом головой работаете.
– Жезл! – Воскликнул отец. Жезл Саймола! – У меня на втором этаже лежал, он тебе передать просил, правда, без камней.
– Ну вот, а то одаренным сделали… Убить хотят… Вам бы в тайной службе работать, они так же разбираются. Неси.
Развернув сверток, Савлентий взял в руки жезл с кучей вырезанных на ручке черепов и фигурок. Покрутил его в руках, тщательно осматривая, потом нажал на один из черепов и повернул шар на конце жезла. Шар отделился, а из ручки выпали четыре камня-накопителя и несколько листков бумаги, исписанных мелким почерком. Все молча смотрели на Савлентия, как дети на фокусника. Савлентий ссыпал камни из ладошки обратно в полую ручку, а листки развернул.
– По-норански написано, – нарушил молчание Лекам.
– Ты знаешь норанский? – спросил Савлентий.
– Нет, но их буквы, это точно.
– Ладно, потом подумаю, как прочитать. Не просто так Саймол передал.
Выйдя во двор, я ощутил тревогу. Оглянулся вокруг, но так и не смог понять, что беспокоит.
– Ну что, поехали. – Эльф запрыгнул на своего скакуна, прямо на спину, в смысле без седла.
– Вы езжайте. Аравина только оставьте. Я догоню. – Я так и не смог понять причину внутреннего неуюта.
Когда парни уехали, вышла Софья со свертком одежды в руках:
– Ты чего здесь?
– Не знаю, что-то не так.
Софья вынула кинжал:
– Что именно?
Ответить не успел, из-за конюшни показалась сейша. Мягко ступая, она подошла ко мне, остановилась, посмотрела в глаза своими изумрудами. Софья восторженно замерла.