– Не переживай, боец. К командиру и пойдём.

Пётр встречает меня с довольным и одновременно злым видом.

– Видели, Михх? – обводит рукой панораму лагеря и сбившихся в кучу освобождённых пленников, настороженно посматривающих на нас.

Понятно, что они не ждут ничего хорошего для себя. Мы же военные. Как и те, что отловили их и пригнали сюда. Киваю ему в ответ:

– Как я вижу, тайная база, чтобы пересидеть лихие времена.

– Я тоже так считаю, господин эрц. Тут всего полно. И топливо, и оружие, и…

Прерываю его, хотя офицеру явно хочется похвастаться добычей:

– Сначала надо разобраться с людьми. Потери большие?

Погибло двое. Один солдат, получил шальную пулю в лоб. И… ребёнок. Мальчишка семи лет. Когда я открыл огонь из пулемёта, он не удержался и высунулся из-за воза, сразу получив ранение. Пока отбивались, пока захватывали лагерь, скончался от болевого шока и кровопотери. Теперь мать воет над его телом, а отец, мрачный, буквально чёрный от горя, замер неподвижно, обхватив голову руками.

Освобождено почти сто человек. Двадцать семь мужчин. Среди них трое докторов, включая хирурга. Пятеро плотников, шестеро крестьян, ветеринар, остальные – с бору по сосенке: юрист, адвокат, рабочие с фабрик. Все были рабочей силой. Семьдесят три женщины. Все – молодые, красивые. И всех использовали для утех господ офицеров. А в свободное от этого время – как скотниц для ухода за животными. Из скотины взято сорок шесть лошадей, двадцать одну я убил. Увы. Пуля – дура. Она не разбирает, в кого пущена. Ей всё равно, кто цель – человек, животное… Главное – убить. Вот её задача… Ещё – трое свиней и двадцать коров. Огромное количество кормов – сено, солома, курганы жмыха. Около двадцати тонн продуктов: консервы, сушёное мясо, мука, соль, крупы. Десятки тюков тканей всех сортов, начиная от толстого сукна до высших сортов шёлка. Скобяные товары – гвозди, скобы, крючья, петли. Ощущение, что господа хотели строить настоящий городок или форт. Во всяком случае, вырубка с края поляны довольно большая.

Я окидываю толпу освобождённых внимательным взглядом – не вяжется тут всё. Мужчин всего ничего. Причём, что интересно, половина из них к физическому труду не привычна. Солдат было, как мне сказали, полсотни. Но кто-то же нёс караул, ходил в наряды охранять пленников… Не женщины же рубили лес топорами? Подхожу к освобождённым вплотную. Останавливаюсь напротив адвоката. Обычно этот сорт человекообразных – самое дерьмо остального человечества. Я в своё время вешал их без разговоров и воплей об амнистии. Как и юристов. Одним миром мазаны.

– Давно вы здесь находитесь, господин хороший?

Тот испуганно бормочет:

– Месяц уже, господин…

Вопросительно смотрит. Обойдётся. Перехожу к следующему. Это женщина. Лет двадцати трёх, и её занятие уже наложило на неё свой отпечаток. Глаза. Наглые. Оценивающие.

– Давно здесь?

Выпячивает нижнюю губу – красавицей не назвал. Обидел.

– Месяц. Мы самыми первыми сюда пришли. Только снег сошёл.

– Руки покажи.

Она, не понимая, показывает ладони.

– Свиней чем кормили?

– Да ёлки рубили и ветки им давали.

– Хорошо ели?

– Аж до драк, господин!

Разворачиваюсь, под недоумевающим взглядом Петра подхожу к валяющемуся на земле трупу рядового, тоже осматриваю его ладони. Ни следа мозолей, которые должны обязательно быть, если тот занимался заготовкой леса. Возвращаюсь к Петру:

– На два слова.

Отходим в сторону под настороженными взорами освобождённых и непонимающими – солдат.

– Петя. Тут должны быть ещё люди. И много. Надо искать.

– С чего ты взял?! – не понимает он.

Приходится объяснить. Разворачиваю его лицом к вырубке и штабелям брёвен.

– Видишь?

– И что?

– А то, что они тут всего месяц. Это раз. А два – чтобы срубить такое количество леса, надо минимум человек триста мужчин! Понял?

Он бледнеет.

– Кажется…

– Так что рой землю, Петя, но найди их.