Вновь сжимаю бедра, и смущение тут ни при чем. Там, внизу, все горит. Нижние губки набухли, им тесно в эластичных, плотно прилегающих к телу трусиках. Бедра ерзают, добавляя остроты охватившим тело ощущениям. Одна рука продолжает терзать грудь, вторая проникает в трусики. Половые губки горячие, упругие и влажные, нехотя расступились, пропуская внутрь пальцы… Я распахнула глаза и призывно посмотрела на стоящего возле меня мужчину.

И не важно, что в нескольких метрах от меня сидит соседка по комнате и что-то увлеченно читает. Я готова, я хочу большего, чем просто ласки. Это ведь сон, а значит, не страшно, если лишусь девственности здесь…

– Сорокина, опять витаешь в облаках? – донесся до меня голос преподавательницы.

Я встрепенулась, пытаясь сосредоточиться и выловить что-то более или менее связное из долетавших до моего сознания слов. Чего же от меня хотят и о чем вообще шла речь на лекции? Тщетно. Все мои усилия тонули в омуте ставшего уже привычным за последние полгода вожделения.

– Коли соизволили вспомнить о том, что вы на занятиях, то, может, снизойдете к доске? – не без язвительности поинтересовалась педагог.

Снизойти, это она в прямом смысле слова сказала. Аудитории у нас – горками, и я с некоторых пор сбежала с первого ряда, променяв его на галерку.

Стоит, ждет. Делать нечего, встаю, начинаю спуск по лестнице, а ощущение такое, будто по подиуму иду, кажется, взгляды всего потока сосредоточены только на мне. Да и почему, собственно, кажется? Так оно и есть.

Каждый шаг – сладкая му?ка, в низ живота будто горячий упругий ком поместили и медленно-медленно вращают. От малейшего моего движения он ускоряется, и немалого труда стоит сдержаться, не застонать в голос. Не могу сказать, что ощущение неприятное, наоборот, так и тянет поежиться в сладкой истоме, по коже мурашки нет-нет да пробегают, грудь набухла и, если бы не плотная ткань лифчика, соски топорщились бы, как дула вражеских автоматов. О том, что творится ниже пояса, даже думать стыдно… было – стыдно, этак месяцев пять-шесть назад, но человек такая тварь, которая ко всему привыкает. Вот и я привыкла. Почти.

Дошла. Здравствуй, доска и куча непонятных на первый взгляд иероглифов. Стоило ли вообще позориться? Не проще ли было сразу с места сказать, что не готова? Математический анализ, чтобы ему пусто было! Нет, я не двоечница. В школе даже отличницей была и окончила с медалью. А вот последнее полугодие как-то мимо меня проходит, светит отчисление или от щедрот душевных возможен перевод с бюджета на платное. И это еще полбеды. Платникам общежитие не положено! То есть еще и жилье на что-то снимать надо.

Вот и где мне тех денег-то взять? Родители живут под Псковом, в небольшом поселке совсем не «городского», а, прямо скажем, «деревенского» типа. Мама – медсестра в фельдшерском пункте, отец – учитель в нашей поселковой школе. Лишних денег в нашей семье, как несложно догадаться, отродясь не водилось, есть что поесть и надеть, и то хорошо.

Так, сосредоточься Лера… Ты же щелкала раньше задачки как орешки!

Вроде вникла, что от меня требуется. Честно пытаюсь что-то написать на доске, заведомо знаю, что явную чушь строчу. То есть так тоже можно получить правильный результат, но это чистой воды извращение, а вот коротких решений в голову как-то не приходит. На всякий случай состроила сосредоточенное лицо, вдруг за саму попытку хотя бы «уд» поставят?

– Интересный ход мысли у вас, Сорокина, – раздался из-за спины голос преподавательницы. – Не спорю, такой вариант решения возможен, но занимает о-о-очень много времени. Ну да ладно. Посмотрим, к чему же вас это приведет.

Угу, приведет, как же, вот еще пару формул использую, а потом…

Звук звонка, извещающего о конце занятия, разлился бальзамом на мою истерзанную душу. Народ в аудитории зашевелился, собираясь, а я все еще пишу, в надежде, что у преподши терпение кончится.

– Хватит, Сорокина. Попытка зачтена, хотя легких путей вы не ищете, – молвила женщина, что-то помечая у себя в ноутбуке. – Свободны. Надеюсь, к следующему занятию вы подготовитесь более основательно.

– И? – тихонечко так интересуюсь, пытаясь через плечо преподавательницы заглянуть в экран ноутбука. – Что?

– Хорошо, – говорит и, заметив мое непонимание, поясняет: – Ну вы же понимаете, что вот это, – она взглядом указала на мои каракули на доске, – на высший бал никак не тянет?

Что тут скажешь? Я лишь кивнула, усиленно пряча рвущуюся наружу счастливую улыбку. Педагог отвернулась и, вмиг забыв обо мне, погрузилась в недра Интернета. На экране мелькнул до боли знакомый значок одной из соцсетей. Ну что же, ей тоже ни что человеческое не чуждо, в конце концов, перерыв, он ведь не только для нас перерыв. Да и вообще, не знаю, как у нее, а у меня эта лекция последняя на сегодня.

И началось мое восхождение на Эверест. Пока у доски стояла, чувствуя устремленные в мою спину взгляды однокурсников, вроде бы даже отвлеклась немного от сводящего с ума возбуждения, которое, словно проклятие, преследует меня вот уже полгода.

А получила я это самое проклятие по своей же глупости. Дело в том, что моя бабка была… как в народе говорят, – ведьмой. Вот только это за глаза, а в лицо… лебезили, и случись какая беда, занедужит ли кто в семье или скотина захворает, так тут же на поклон к бабке моей и бежали. И все бы ничего, но в те времена, когда я совсем крохой была,