сильно исламистское влияние и есть остаточное влияние коммунистического режима.
Лайма кивнула.
– Здесь достаточно цинизма, жестокости, мачизма, неверия, но я верю, что рано или поздно, с вашей помощью, с помощью ЕС и США, нам многое удастся здесь поменять. Здесь есть самое главное, чего нет во всей остальной России, – комьюнити. Местные комьюнити не мертвы, здесь люди держатся вместе. Не сразу, очень медленно, но нам удастся поменять многие нормы и сделать Дагестан демократической страной, возможно, это будет образец мусульманской демократизации. Русские оставили здесь не только плохое, здесь все получили образование, хоть какое-то, но образование, и здесь сильны светские начала в обществе.
Лайма снова кивнула.
– Аслан, ты знаком с… представителями радикального подполья?
– Что?
– С представителями радикального подполья, – терпеливо повторила Лайма.
– Ах… да, знаю некоторых. Здесь все кого-то знают из них, республика-то маленькая.
– Я бы хотела с ними увидеться.
– Зачем?
– Нужно.
Аслан улыбнулся – как будто услышал глупость от маленького ребенка.
– Лайма, с ними нельзя увидеться. Они не будут с тобой разговаривать.
– Потому что я женщина? – понятливо сказала Лайма.
– По многим причинам. В том числе и поэтому. Ты женщина, ты неверная. Я объяснял тебе, здесь очень традиционное общество.
Лайма улыбнулась.
– А ты мог бы с ними встретиться?
– Мог бы. Но зачем?
– Ну… кое-что передать. А я бы пока жила у тебя.
И она подмигнула.
– Что ты хочешь им передать? – не понял Аслан.
– Ну… например деньги. Меня в принципе… интересует возможность сотрудничества.
– Какого сотрудничества?
Лайма пододвинулась ближе и взяла руки Аслана в свои.
– Аслан, послушай. Мы понимаем, что ты сын своего народа и патриот своей земли. Но путь к освобождению долог, и вы пока сделали только первый шаг. Посмотри, что происходит с Украиной. Русские отпустили ее, но потом пришли за своим. С вами может произойти то же самое, вот почему мы бы хотели иметь контакты с вашими… лесными людьми, я правильно говорю?
– Так не получится, – покачал головой Аслан, – ты не понимаешь. С ними невозможно договориться. С ними не о чем договариваться. Это бандиты, они несут зло в республику, несут зло людям. Они террористы, Лайма. Мы должны с ними бороться, понимаешь? Иначе не будет демократии.
– Аслан, демократия может и подождать. Важнее другое.
Аслан заподозрил неладное.
– То есть? Как это так?
– Понимаешь… вас никто не знает. Про вас никто не говорит. Ситуация в мире… не такова, чтобы мы могли выделять деньги кому попало. Но если вы окажете нам услугу… поверь, мы не забудем этого.
– Постой. Кто это – мы?
Лайма улыбнулась.
– Мы – это Соединенные Штаты Америки.
– Постой-ка. Ты же говорила, что ты латышка.
– Да, я латышка, но я родилась в США. Сейчас я живу и работаю на своей исторической родине, понимаешь?
– Нет.
– Я продвигаю демократию, Аслан. Помогаю людям обрести свободу. Делаю то, что нужно, – и поверь, я лучше знаю, что нужно.
– Ты из ЦРУ! – вдруг понял Аслан.
– Аслан, я не из ЦРУ. Ты знаешь, откуда я, ты знаешь, чем занимается наш фонд. Ты получил наш грант.
