в стаде – ни шкуры нет, ни мяса.

Вся проблема в том, что, если ты родился таким – с черствой засохшей коркой на сердце и шрамом поперек души – трудно в себе что-то изменить, сломать, переделать. Трудно сказать «буду жить как все, выйду замуж, нарожаю детей». Среди некромантов детей заводить не принято, ибо не с кем – доверять можно только себе. Родственники не родственники – все равно чужие. Мать родила – и спасибо, а дальше по жизни – сам. Прогрызу себе дорогу, когтями выскребу, локтями расчищу место под солнцем.

Так странно иметь кого-то рядом, кто, кажется, любит тебя… Одна эта мысль переворачивает привычный мир с ног на голову – это как поставить дном кверху откупоренную бутыль с отборнейшим красным вином. Ясен кит, сосуд вскоре окажется пустым, и тогда его вновь нужно будет чем-то наполнить… Или не наполнить. Все зависит от обстоятельств. Иногда можно и пустышкой до конца своих дней слоняться по прибрежным забегаловкам и щупать за выпуклые места местных красоток. Уродок в таких местах нет, потому что после второй рюмки даже хозяин харчевни покажется медоголосой очаровашкой.

Да, я почти наверняка знала, что где-то на островах бродят, возможно, мои родные братья и сестры, мать… Но раньше они были ненастоящими, существовали только в моей голове и оживали лишь в моменты осенних праздников виноделия.

А Шторм оказалась такой близкой и, главное, реальной. Я могла протянуть руку и дотронуться до ее старых сморщенных рук. Хотелось прижаться головой к ее глубокой ложбинке между грудей и так застыть, возможно навечно – на-все-гда.

– Пирог, спрашиваю, резать? – донесся до меня полный раздражения голос драконши. Она все еще злилась на меня за заморозку, но извиняться я не собиралась ни при каких обстоятельствах. Чувствовать себя виноватой – это не про Шрам.

Мы сидели за огромным столом, ножки которого заканчивались едва ли не там, где начиналась моя шея, иначе громадная ящерица за ним и не уместилась бы. На чистенькой голубой скатерти в желтую ромашку громоздилось просто-таки невероятное количество пищи гигантских же размеров. Порция, что исчезала в драконьей пасти за считаные секунды, могла бы обеспечивать пять голодающих семей несколько дней кряду.

– А с чем? – деловито поинтересовалась я, подражая тону завзятых скупердяев.

– С печенью девственницы, – огрызнулась драконша и вновь фыркнула, когда я подставила для такого знатного кушанья вылизанную тарелку из-под холодца.

– Всегда мечтала попробовать, – пояснила я, облизывая ложку.

На деле Герда оказалась не такой уж омерзительной и высокомерной, какой показалась при первой встрече. Это, наверное, такое профессиональное выражение лица всех пограничников во время дежурства. Ящерица травила различные байки из своих рабочих будней, а я сидела, раскрыв рот, и впитывала в себя каждое слово рассказчицы.

– …спрятались в бочке втроем, – продолжала дракониха, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, – поверх сала контрабандного да еще петрушки сверху сыпанули. Вот умора-то была! Ты, это, Шеллак, вино пей. Свое, островное. Заграничных не признаем.

– Кровь младенцев? – Некромант брезгливо рассматривал густую бурую жижу, перетекающую по стакану, как желе.

– Она самая, – кивнула Герда и подмигнула мне.

Окажись драконша человеком, думаю, мы с ней очень бы даже поладили. Или, на худой коней, научись я пыхать жаром, стали бы мы с ней не разлей вода.

Утерев рот краем безукоризненно чистой скатерти, я похлопала себя по распухшему животу и вразвалочку вышла из-за стола. Да, баранина… ой, простите, юные девы у драконши выходят на славу.

После обильной трапезы мы с Шелом попрощались с хозяйкой-пограничницей и направились в сторону стоянки драконьего такси, по пути заглянув на центральный рынок, где, казалось, толкотня и шумиха господствовали круглые сутки. Привезли тележки свежей зелени, кое-где купцы даже давали потенциальным покупателям попробовать кусочек сыра нового особого сорта совершенно бесплатно. Халяву, как, впрочем, и все, я любила страшно, поэтому прельстилась свежим белым ломтем, пожалев, что оставила во время пиршества так мало места в желудке.

– Смотри не лопни, – серьезно предупредил Шел. Но я только махнула рукой.

Ожирение мне не грозило, по крайней мере, в течение еще сотни таких пирушек, а до тех пор я об этом беспокоиться не собиралась. Главное правило настоящего пирата: бери пока дают, а то ведь потом могут и не дать.

Сразу за продовольственными рядами начинались ряды вещевые, что было заметно даже по атмосфере, витавшей в воздухе. Здесь все шло размеренно: торговля спокойней, купцы расторопней. А с купцами еще можно было по-свойски поболтать о жизни, между делом торгуясь за плешивый ковер с Летучего острова.

У входа в занавешенный грязным тряпьем шалаш я остановилась и, потянув Шела за локоть, недолго думая, просочилась вовнутрь, где нас ждал щупленький полугном серьезного вида с густыми сросшимися бровями. Драная на пузе рубаха придавала