– Скачут, – негромко произнес герцог, тоже прислушавшись. – Отряд.

– Ага, – Волк невольно оскалился.

– Но ведь до заката еще далеко! – шепотом сказала Агата.

– А ты встречала тут кого-нибудь, кто выполнял бы обязательства? Кроме Волка? – спросила я.

– Похоже, здорово вы им досадили, – вздохнул Волк. – Ну, живее, вперед! Авось не догонят…

– Если догонят, я постараюсь подороже продать свою жизнь, – негромко сказал герцог. – К слову, перестань меня душить, Маргрит.

Я сконфуженно ослабила хватку – невольно вцепилась в него изо всех сил, а я не такая уж слабая для девушки!

– Хорошо, что догадалась захватить меч, – добавил он. – Кажется, холодное железо должно им быть не по нраву, а твои ножи для меня маловаты. Все, довольно болтовни!

– Постойте… – Агата остановилась. – Волк, а можно ли попросить лешего о помощи? Ты же сам сказал, что он хороший хозяин и фей не любит! Вдруг если нам не поможет, так хоть их задержит?

– Попробуй, – фыркнул тот, – но что-то не верится мне, будто он откликнется. Людей он, знаешь ли, тоже недолюбливает. Никто из округи не рискнет тут лес валить, разве что хворост собирают да сухостой вытаскивают, который он сам повалит.

– Ладно… – Агата лихорадочно закопалась во вьюки, складывая добычу в шапку, потом огляделась и нашла старый корявый пень.

Когда-то тут, должно быть, стояло могучее дерево, да упало. Судя по тому, какая дыра была у пня в сердцевине, дерево это погубила какая-то внутренняя гниль.

– Дай платок, – попросила сестра, и я отдала ей свою повязку. Платок был шелковый, остался мне от матери, но призрачная надежда на удачу была дороже.

Агата живо расстелила его на пне, прижав углы камушками и шишками, которых тут валялось видимо-невидимо, и выложила угощение: краюху хлеба, кусок сыра, пару вареных яиц, серебряный нож, горстку овса – от Браста не убудет…

Да, в дорогу мы собрались основательно!

– А стоит ли серебро показывать? Хуже не сделаешь? – подал голос герцог.

– Говорят, он его не боится, – ответил вместо нее Волк. – Даже любит. Феям все равно, а вот нечисть да нежить серебра опасается, так что не разбрасывайтесь, еще пригодится!

– Дедушка леший! – заговорила тем временем Агата, хоть голос у нее дрожал, как заячий хвост. – Прости, что зашли в лес без спросу, только мы никакого вреда не чинили, огня не разжигали, деревьев не трогали, а что траву потоптали, так летать-то не умеем… Прими угощение и подари прощение! И помоги, если можешь: за нами погоня, слышишь, скачут?

– Слы-ы-ышу… – раздалось вдруг откуда-то, и Браст нервно всхрапнул.

– Ветер, что ли, так шумит? – негромко спросил герцог.

– Говорят, лесной хозяин приходит бурей и облаком, – шепотом ответила я.

– Нам не поможешь, хоть задержи их, – продолжила Агата, – а если изволишь явиться, то не серым волком, не черным вороном, не елью, а человеком!

Молчание было ей ответом, но в кронах деревьев вдруг засвистел ветер, лес тревожно загудел, зашелестел, и стало, признаюсь, неуютно. Вдобавок солнце зашло за тучи, потемнело, хотя до заката еще оставалось время, и сделалось вовсе уж жутко.

– Давайте-ка, бежим поскорее, – сказал Волк, а мне подумалось: а не он ли этот леший? Или все же обычный оборотень? Дожила, думаю об оборотне «обычный»… – Поможет лесной хозяин или нет, а мешкать не стоит!

И мы снова пошли за ним, прислушиваясь. Теперь мешал ветер: в гуле деревьев слышался молодецкий посвист, и поди пойми, ветер это свищет или наездницы-феи погоняют коней?

– Не уйдем, – тяжело дыша, выговорил Волк, приостановившись – мы с Агатой менялись уже не первый раз, снова была ее очередь идти. – Солнца не видать, но до заката всего ничего, я чую. Хорошо, погоня пошла длинной дорогой, они здешних тропок не знают, но все равно рано или поздно найдут след…

– Так и ты не все тропки знаешь, – густым басом произнес вдруг кто-то, и из-за толстого замшелого ствола вышел вдруг нам навстречу рослый седобородый старик, кряжистый, похожий на дуб. – Откуда тебе знать, щенку этакому?

Волк поджал хвост и попятился. Агата схватилась за мою ногу, а я вцепилась в руку герцога – мне показалось, будто он намерен осенить себя священным знаком. А этого, насколько я помнила, при лешем делать не стоило, еще осерчает!

Странно, даже прикрыв правый глаз, я все равно видела старого крестьянина в белом балахоне. Вот разве что он не был подпоясан.