Та ночь отзеркалила все мои предыдущие постельные интрижки. Я чувствовал, что сам сейчас кукла в руках опытного кукловода, и не я, но со мной делают все, что хотят. Уже тогда нужно было понять, что у меня нет с Ингрид шансов, но я сходил по ней с ума.

В следующий раз мы увиделись лишь через два года. Забавно, но в постоянных попытках вывернуть реальность и обладать зеленоглазой бестией я повысил свое мастерство, что немедленно отразилось на карьере. В этот раз меня взяли на Плутон, в группу по обеспечению переговоров. Боссам «Эрбаума» и «Наркиза» необходимо было что-то обсудить.

Три дня на Плутоне казались бесконечным адовым лабиринтом реальностей, из которых нет выхода. Покушения, отравления, сердечные приступы, временное умопомешательство, смерть любимой бабушки и приезд брошенной любовницы… вариаторы «Наркиза» не давали нам вздохнуть, закручивая одну реальность в другую. Знаю, что наши насылали на них такую же чуму, но я работал в защите, так что в доступные нам пять часов отдыха просто выключался.

В стеклянном банкетном зале мелькнул лишь блеск украшений длинного темно-фиолетового платья, но я понял, что это она. Переговоры, к счастью, закончились удачно, так что там дали команду отбой. Атакующая группа отсыпалась в номерах, а защиту, на всякий случай, позвали на торжественный обед.

Ингрид была прекрасна. Мое естество тут же сделало на нее стойку, и пришлось стиснуть зубы и сжать кулаки, чтобы ничего не предпринимать. Попытаться сейчас, при полной боевой готовности со стороны «Наркиза», скрутить реальность в такую дугу, чтоб провести ночь с одним из их вариаторов… это был бы интересный способ самоубийства.

Впрочем, Ингрид подошла сама. Ехидно оценила мои защитные способности, походя опустив, но не уходила. За весь вечер мы даже не прикоснулись к бокалам мартини, забыв, что держим их в руках. Я чувствовал, что сгораю, понимал, что не могу выбраться из воронки, в которую сам себя загоняю все глубже и глубже. В тот момент я готов был ждать еще три, пять, десять лет, пусть бы побыть с ней рядом, заснуть, вдыхая ее запах, целовать ее роскошные волосы и коснуться кожи.

– …Парень, ты меня достал! Тебе больше заняться нечем? – Ингрид была действительно зла. Темно-синий офисный костюм, белая блузка, волосы собраны в пучок, зеленые глаза мечут молнии.

Солнечные зайчики прыгали по длинному стеклянному коридору, пытаясь забраться то ко мне, то к Ингрид на нос, подбородок или щеки.

– Как, что ты делаешь в «Эрбауме»? – В этом мире что-то произошло неожиданно, и это рушило все мои представления о нем.

– Мистер Эберт приехал к вам на переговоры. Я его сопровождаю. Но рядовой вариатор, конечно, не может быть об этом в курсе, – скривила она губы. – Эдик… тебя ведь Эдиком зовут?

Я сжал зубы и кивнул.

– Так вот, мальчик, оставь меня уже в покое, а? Прошло пять лет с нашей единственной встречи, а ты продолжаешь мне мстить? Ну извини! Нужно лучше следить за реальностями, а то у тебя их вытащат из-под носа. Но меня достало, что каждый день приходится отбиваться от твоих жалких попыток затащить меня в постель.

Перед глазами у меня защелкали картины. «Хилтон», такси, шелковые простыни, мартини, блеск бриллиантов в ее ушах… черт возьми, это было или нет? А мое повышение? А…

– Ингрид… то есть Анжела, – в эту секунду я, кажется, походил на законченного клиента дурки. – Мы точно виделись один- единственный раз, в космопорте?

Она вдруг нахмурилась, потеряла всю язвительность.

– Сдвиг? – спросила серьезно, без шуточек.

– Нет-нет, все нормально, – признаваться, что у тебя сдвиг – это ставить крест на работе вариатора. И хотя, как у нас поговаривают, «все мы там будем» рано или поздно, вслух такое никто не говорил.

Меня затрясло. Сдвигом на нашем сленге называлась потеря контроля. Знаете, что самое сложное во всей это смене реальностей? Не точность расчетов, не отсмотр побочных эффектов, нет. Вернуться. Все время находить ту самую реальность, откуда уходишь. В каждую секунду осознавать – это творится у тебя в голове или на самом деле.

Я бросился в кабинет, как в спасательный круг. Сколько лет в нем проторчал? Невозможно ответить. Десятки, сотни лет, тысячи реальностей, но сколько прошло на самом деле? Самое страшное в сдвиге даже не то, что ты какое-то время живешь в невоплощенной вариации, а то, что, когда осознаешь это, впадаешь в панику. Каждую секунду начинаешь проверять: а где я сейчас? А действительно ли это настоящая реальность, или у меня снова сдвиг? Но если начал пытаться выяснить, что такое объективная реальность, – вот тут все. Амба.

Я глубоко вздохнул и шумно выдохнул. Налил виски, залпом выпил, но ничего не почувствовал. Я до сих пор в вариации? Где? И