женщине, какие дела ему требуются.

– И как я их тебе искать буду? – мгновенно окрысилась та. – У меня дела по номерам, а не по территориям расписаны. Мало того, что из-за тебя меня в субботу на работу выдернули, так ты еще и сам не знаешь, что тебе нужно.

– А ты найди мне карточки первичного учета из Николаевского и Октябрьского райотделов, я их вручную переберу и нужные номера выпишу. А уж по номерам ты мне и дела подберешь.

– Надо же, – фыркнула Ксюша, – алкаш, а соображаешь.

Она встала из-за стола и направилась к нужным стеллажам. Егорову стало неприятно. Неприятно до спазмов в желудке. Разве посмела бы эта соплюха так разговаривать со старшим по званию, если бы на его месте сейчас стоял кто-то другой? Пьют все. А в должности понизили только его… Но Виктор тут же сообразил, как из Ксюшиной грубости можно выкрутить хоть что-то полезное.

– Грубая ты, Демченко, – громко произнес он, стараясь привлечь внимание Екатерины Семеновны, чтобы втянуть ее в разговор.

Адвокат подняла голову и улыбнулась старому приятелю.

– Здравствуй, Витя. А я, видишь, воспользовалась случаем поработать, встретила Ксюшу на улице, она мне сказала, что ей велели архив открыть. Со вторника сажусь в тяжелый процесс, надо подготовиться как следует, а тут такая возможность…

– Привет, Катерина. Вот теперь ты понимаешь, почему на нашей Ксюхе никто жениться не хочет? Меня, старого заслуженного сыскаря, взяла и обозвала прилюдно. А я, может, к ней интерес испытываю. Может, я жениться на ней хочу! А чего? Я мужчина одинокий, в хорошем возрасте, квартирка имеется двухкомнатная в центре города. Чем не жених? Так она вот этими своими выпадами всякие чувства убить может. Слышь, Ксения? – Он еще больше повысил голос, чтобы отошедшая довольно далеко Демченко его услышала. – Не груби мне! Перспективного жениха потеряешь!

– Больно надо! – презрительно фыркнула Ксюша.

Егоров демонстративно втянул носом воздух, будто принюхивался.

– Чем это так хорошо пахнет? – спросил он. – Катерина, твоими духами, что ли?

– Я не пользуюсь духами, – ответила адвокат, делая выписки из дела. – У меня аллергия.

– Что, неужто Ксюхины? – делано и по-прежнему громко удивился Егоров. – Ксюш, слышишь меня?

– Слышу. Чего тебе? Помог бы лучше, тут этих карточек как грязи! Какую тебе форму? Первую? Или вторую тоже надо?

– И первую, и вторую, и третью заодно.

Егоров подошел к ней, помог снять нужные пачки карточек и оглядел Ксюшу с ног до головы, изображая восхищение.

– Духи у тебя – зашибись. Вроде раньше другие были, да? По-другому пахли. И прическа тебе идет.

– Клинья подбиваешь, что ли? Так не старайся попусту, – сердито ответила Ксения.

– Да я так, дурака валяю, – примирительно проговорил Егоров. – Не сердись. Работа у нас собачья, вот и юмор скотский. Я же понимаю, что против твоего мужика у меня шансов нет. Да и ни у кого в нашей конторе шансов нет.

Ксения остановилась как вкопанная. Казалось, каждая ее мышца мгновенно превратилась в комок стали.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она деревянным голосом.

– Да я видел тебя весной, ближе к лету, с таким красавцем, что прямо обалдел.

– С каким красавцем? – Голос старшего лейтенанта из деревянного превращался в металлический.

– Ну, такой высокий, волосы каштановые, рожа как с обложки модного журнала. Да, родинка у него была, вот здесь. – Егоров показал на своем лице место, где «видел» родинку у Ксюшиного поклонника.

– Ты обознался, – холодно произнесла старший лейтенант Демченко. – Это была не я. У меня нет таких знакомых.

– А-а-а… Ну, может быть, может быть, – сразу согласился Егоров. – Я тоже тогда засомневался, уж больно ты на саму себя была не похожа. Мы ж тебя здесь только в форме видим, а одежда сильно внешний вид меняет. Так что и правда мог обознаться. Показывай, где расписаться, и я пойду к себе. Через часок вернусь со списком дел. Не уйдешь никуда?

– У меня рабочий день до восемнадцати ноль-ноль, – отчеканила Ксения ледяным тоном. – Указание руководства.

«Господи, девочка, кто ж на тебе женится-то с таким характером! – сокрушался Егоров по пути в кабинет. – Вроде и ладная, и симпатичная… Никакого чувства юмора, одна сплошная злоба».

Сгрузив архивное добро на свой стол, он перекинулся парой слов с двумя операми, играющими в шахматы за соседним столом, посетовал на общую несправедливость жизни и, убедившись, что на него никто не смотрит, написал Каменской сообщение: «Это она».

В баре на четвертом этаже было сумрачно и безлюдно, в углу за столиком сидел единственный клиент,