– Получается, что так, – вздохнул Егоров. – И мне в этой комбинации отвели самую поганую роль: найти крайнего, которого можно подставить. Если не найду – сам стану крайним. Знаешь, москвичка, мне сейчас уже не так важно узнать, кто там убил эту хренову Милюкову. Мне главное – уцелеть в этой игре. Кстати, об играх: чемоданчик-то наш опять бесхозный получается. Загребельный сбежал. Видать, сильно не понравились ему вопросы нашей следачки Донниковой. Ну, она девка цепкая, молодая, карьеру хочет сделать и потому старается изо всех сил. Все по правилам делает. Так что будем ждать, когда еще кто-нибудь объявится, кто продолжит нелепую игру и заявит свои права на чемоданчик.

Он снова опустил веки и начал тихонько мурлыкать себе под нос хрипловатым голосом:

За стеной хлопнула дверь: вернулся Коротков.

– Юра, мы здесь! – громко крикнула Настя.

Егоров вздрогнул, прекратил напевать и открыл глаза.

– Чего ты орешь как подорванная! Я только-только в нирвану начал погружаться…

– Ну, извини, – усмехнулась она. – Больше не буду. Пошли к Юрке в номер, а здесь я окно открою, надо проветрить, накурили мы с тобой.

Виктор нехотя поднялся и в номере Короткова немедленно занял точно такую же позицию, но уже на его диване. Обмен впечатлениями много времени не занял, ибо впечатления эти были, в сущности, совершенно одинаковыми: все опрошенные свидетели подтверждали, что говорили и оперативникам, и следователям о работе потерпевших в таинственной лаборатории. Но это были показания, что называется, с чужих слов. Свидетелям об этом кто-то рассказал. Кто-то. Но не сами потерпевшие. Одни свидетели вообще не могли вспомнить, откуда знают об этом, другие припоминали, что слышали о лаборатории от посторонних незнакомых людей. В правильности информации ни один из них не сомневался.

Единственным исключением оказалась Нина Ляшенко, своими глазами читавшая письмо, адресованное убитому экологу, и принесшая его в полицию. Письмо было принято по всей форме и приобщено к уголовному делу, Ляшенко и ее муж, тоже читавший письмо, допрошены следователем.

– Письмо убитому экологу, – медленно повторил Егоров. – А с какого перепугу они все решили, что он был экологом?

– Подозреваю, что здесь та же песня, что и с лабораторией, – отозвался Коротков. – Аська, ты же читала материалы из сети, там указано, где и кем работали убитые?

Она отрицательно покачала головой.

– В статьях ничего конкретно не указано, а в блогах и социальных сетях говорится с полной определенностью: занимались экологией, или в связи с официальной работой, или неофициально. Все это, ребята, фикция с начала и до конца. Сел умный человек и написал два десятка материалов, часть разместил сам на разных сайтах, часть за деньги пристроил через местных журналистов, которые должны были подписать тексты своим именем. Главное условие – чтобы они не меняли в этих текстах ни одного слова. Потом завел штук тридцать левых ай-пи адресов, с которых вел блоги и общался с народом в соцсетях, обеспечил на популярных городских сайтах нужное число ссылок, чтобы люди находили эти блоги и читали их, завязал активную дискуссию. Тот же самый умный человек организовал людей, которые шатались поблизости от места жительства убитых, вступали в разговоры с их соседями и ненавязчиво внедряли им в головы информацию о лаборатории и о том, что потерпевшие интересовались экологией. Обратите внимание: информация о том, что потерпевшие занимались проблемами экологии, ни разу не появилась в первый же момент. Она всегда всплывала уже позже. В первом случае – вообще через год после смерти человека, в последнем – через несколько дней. Но никогда сразу. Шито белыми нитками. Дальше все шло само по себе, механизм включился. Информация стала распространяться и обрастать подробностями, как любой слух. И вербицкие журналисты, попавшись на эту удочку, начали уже сами писать статьи, ничего не проверяя. Это как умело запущенная цепная реакция.

– И полиция купилась, – удивленно протянул Егоров. – Неужели так легко заморочить голову целому городу? Никогда не поверю.

– Это не легко, Витя, – ответила Настя. – Это достаточно трудно. И для этого нужно быть очень хорошим специалистом. Но кто сказал, что тот, кто все это придумал и организовал, плохой специалист? Он все просчитал очень точно: достаточно заставить поверить и забеспокоиться одного-двух человек из руководства УВД или прокуратуры, чтобы те начали бегать и раздавать указания подчиненным «проверить и раскрыть». Подчиненные-то эти статьи вряд ли читают, а уж блоги и чаты всякие в сетях – тем более. Они команду получили – и выполняют, начальству виднее, у начальства информация проверенная. Это ведь тоже эффект рефрейминга: если вышестоящий руководитель сказал, что факт имеет место, и если все вокруг носятся как поджаренные, чтобы с ним разобраться, тебе даже в голову не придет, что факта-то на самом деле нет. Твое восприятие помещено в рамочку «факт был,