задержки начали карабкаться наверх.

Дождавшись, когда за край обрыва уцепятся грубые пальцы, Рогов поднялся, взмахнул секирой, врезал по макушке одному ваксу, а второму успел покалечить кисть: слишком быстро тот все осознал и постарался улизнуть. Третий просто упал вниз, не став дожидаться своей очереди.

Рогов, встав на краю обрыва, хладнокровно плюнул в скопившихся внизу ваксов и зловеще осклабился:

— Ну давайте. Я же здесь. Рукой подать. Лезьте наверх.

Но дикари не такие уж тупые. Они потеряли одного, другой недосчитался пальцев, и тем не менее близость обидчика не лишила их рассудка. Лезть на него в лоб — безрассудство. Он легко будет успевать награждать их ударами страшного топора. Очень трудно что-то этому противопоставить, когда болтаешься на почти вертикальном склоне, ухватившись за корявые корневища.

Выход, конечно, есть — надо всего лишь обойти овраг, он ведь не бесконечно тянется. И некоторые из дикарей уже начали разворачиваться, спеша найти альтернативный путь, после чего жестоко покарать обнаглевшего землянина.

Вождь, или кто он там, спуститься не успел. Замер на краю противоположного обрыва, не мигая уставившись на дерзкого землянина. Рогов, не удержавшись, подарил ему неприличный жест и произнес пару ругательных слов, которым его научили аборигенки. Даже одного такого могло хватить для начала ожесточенной драки — страшное оскорбление, смывается только кровью.

Разукрашенный вакс поднял свой посох и, не сводя взгляда с Рогова, искривил уголки губ в коварной ухмылке. Тот успел увидеть, как глазницы черепа на вершине загорелись красным огнем, и, руководствуясь чутьем, развившимся после нескольких месяцев непростой жизни, плашмя рухнул на землю ломая телом ветви колючего кустарника.

Перед зажмуренными глазами ослепительно вспыхнуло, Рогов заорал, чувствуя, как от жара трещат волосы, покатился, сбивая пламя с одежды. При всей дикости ситуации не растерялся, не запутался в направлениях, старался убраться подальше от края обрыва, где заросли прикроют его от невероятного и жуткого оружия. Ничего подобного у дикарей никогда не замечалось. Да, ему доводилось сталкиваться с шаманами, но те выглядели куда скромнее и не умели ничего, кроме как дребезжать погремушками и слать громогласные проклятия.

Этот умеет куда больше.

Приоткрыл глаза, на четвереньках прошмыгнул в прореху среди цеплявшихся колючками кустов, только тут заметив, что, несмотря на перенесенные невзгоды, ухитрился сохранить секиру. Вцепился в нее так, что пальцы не разгибаются. Как ни странно, одежда не обгорела, и не тлеет, а ему ведь казалось, что полыхал, будто керосином облитый. Саднит кожу лица и особенно левое ухо, к нему страшно прикасаться. И запах паленых волос такой, что нос непроизвольно кривится. Но вроде бы фатальных повреждений не заметно, легко отделался.

Теперь придется подкорректировать планы. Устраивать и дальше такие ловушки — чревато. У противника имеется загадочное оружие, способное поражать дистанционно. И то, что Рогов пострадал не очень, еще не доказывает слабости этого оружия. Он ведь в последний момент успел плюхнуться в заросли, так что зацепило лишь краем. Кто знает, что было бы, останься он стоять? Мог бы запросто превратиться в головешку: по ощущениям, жар поднялся знатный, даже показалось, что огнем охвачено все тело. Да и верхушки кустарника дымились здорово, это он разглядел, уже уползая побитой собакой.

Теперь он научен горьким опытом и будет вести себя гораздо осторожнее.

И после такого он должен завести ваксов в западню не просто ради того, чтобы ударить по численности их сборного войска. Ему надо во что бы то ни стало захватить этот череп на палке, а затем изучить — с чем именно на этот раз столкнулись земляне.

Это уже не копья с костяными наконечниками, твердость которых оказалась буквально не по зубам умельцам в поселке. И даже не шлифованные нефритовые топоры, которым сносу нет, парочку удалось захватить в далеком рейде на юг.

Это принципиально иная технология. Пугающая.

Место, где встали лагерем люди Рогова и Холода, было необычным с точки зрения географии. Здесь, на пересечении нескольких долин, сливались воедино три реки, бравшие начало высоко в горах от таявших ледников. Вода в них холодная даже в разгар жаркого лета, и в ней вольготно себя чувствовала не переносящая излишнего тепла форель.