Шокнер, пригнувшись, следуя Терри в сырых извилистых поворотах, тащил двухколесную тележку с двумя газовыми баллонами с кислородом и ацетиленом. Через плечо свисал моток резинового шланга, присоединенный одним концом к головкам баллонов, а другим — к горелке. Терри с фонарем, с инструментами на поясе и защитными очками на шее шел слишком быстро, и Шокнер то и дело просил его притормозить. Горелка и шланг постоянно соскальзывали с его плеча. Одежда насквозь пропиталась потом и противно липла к коже.
—Далеко еще? — спросил Шокнер.
Терри за шумом не расслышал.
—Деннис! Далеко еще? — закричал Тони.
Терри откликнулся через плечо:
—Еще ярдов тридцать, а там и ступеньки.
—Ступеньки? Господи, какие еще ступеньки?
Старик не ответил. Подземное царство Терри представляло собой темную, грязную, заросшую жиром и ржавчиной путаницу постанывающих стоков и шипящих труб. Шокнеру казалось, что его занесло прямо в фильм „Чужие“. Жуть… И почему Эгри не послал сюда кого-нибудь другого? Псих. Эгри не доверял Терри, да и вдохнул слишком много порошка. Шокнер треснулся локтем о выступавшее из-под пола колено толстой трубы и громко выругался. Труба свидетельствовала о том, что все это дерьмо продолжается и ниже. Господи… Тони знал, что он парень не из мастеровых: вся эта механика ему всегда поперек горла стояла. Он даже масло в своей машине не любил менять, а уж эту пакость… В некоторых местах каша из клапанов, манометров, воздуховодов и проржавевших фланцев опускалась ниже потолка на добрый фут. Тогда даже Терри приходилось пригибаться, чтобы не расшибить голову, а ведь он был ниже Шокнера сантиметров на пятнадцать. Шум стоял ужасный, вытяжные вентиляторы и их приводные моторы завывали, гоняя липкий воздух туда-сюда по жестяным коробам. К тому же доброй половине всего этого механического дерьма уже перевалило за сотню, и все здесь скрипело, хлопало и трещало так, будто вот-вот развалится. Эгри пообещал Шокнеру самую безопасную часть операции, но при ближайшем рассмотрении такого впечатления не возникало. У Тони стали проявляться первые признаки клаустрофобии, и он с большим удовольствием присоединился бы к парням наверху, вооружившись отточенным прутом и банкой растворителя.
Терри остановился:
—Пришли.
В конце короткого прохода с левой стороны виднелась тяжелая дубовая дверь. Терри соответствующим инструментом сбил с двери замок. За ней открылся узкий лестничный пролет каменных ступенек, ведущих вверх. В отличие от большинства ступеней в этой тюрьме, кромки этих оказались острыми и нестертыми, — видимо, здесь ходили достаточно редко.
—Тебе придется мне помочь, — сказал Шокнер.
—Конечно, — согласился Терри без особого энтузиазма.
Деннис подвесил фонарь к поясу, забрал у Тони газовую горелку и ухватил рукоятку тележки. Шокнер взялся за тележку снизу, приняв на себя большую часть веса. Стараясь шагать в ногу, они начали подниматься по лестнице; Шокнер на каждом шагу задевал стены бедрами и плечами. На верхней площадке их ждала еще одна дверь — на этот раз из листового железа. Замок был современным и выглядел достаточно серьезно. Терри не пытался его взломать.
—Пришли. — Голос его дрожал от усталости.
Шокнер опустил колеса тележки на пол. Терри сбросил шланг с плеча и передал Шокнеру фонарь.
—Подержи, — попросил он.
Затем Терри повозился с вентилями баллонов, донеслось шипение газа. Деннис достал из кармана зажигалку „Зиппо“ и поднес огонек к горелке. Из ее сопла сантиметров на тридцать вырвалось лохматое пламя. Терри покрутил регулятор, и пламя, сократившись, превратилось в синий конус, с силой бьющий из горелки. Деннис опустил на глаза очки.
—Ты бы отвернулся, — посоветовал он Шокнеру.
—А курить можно? — спросил тот.
—А почему нет? — ответил Терри.
Шокнер присел на ступеньку в неясном свете горящего ацетилена и закурил „Уинстон“. Увлекаемая сквозняком, гуляющим по тоннелю, едкая вонь горящей стали повалила вниз. Шокнер внезапно задумался, каким образом Эгри умудрился заставить массу окружавших его людей совершать глупости вроде этой. А может, и не так уж много. Может, во всем этом деле задействовано от силы десять ребят, весь план в голове у Эгри, а остальные просто играют отведенные им роли и являются запалом для всех прочих зэков. А из этого десятка только у него, Шокнера, да у этого Терри есть еще кое-какие признаки умственной полноценности. А впрочем, черт возьми, может, все не так и безумно, как кажется? Вон в большом мире стоит моче ударить в голову какому-нибудь там президенту или генералу, и пожалуйста — миллион парней отправляется на край земли, чтобы в поганой пустыне убивать таких же, как они сами.
Шипение горелки на верхней площадке внезапно стихло, и в обступившей со всех сторон темноте светился только кончик сигареты Шокнера.
—Готово, — сообщил Терри.
Шокнер наступил на окурок и зашагал вверх по ступеням. Терри плечом выбил дверь, и они с Тони шагнули в чернильную тьму. Терри забрал у Шокнера фонарь, пошарил по стене и включил свет. Комнатка размером три на три с половиной была пуста; только к стенам привинчены ряды больших распределительных шкафчиков с кабелями, выведенными к стальной коробке, отстоящей на двадцать сантиметров от потолка. По одну сторону коробки находились древняя дверца.
—Мы точно под подвалом сторожевой вышки, — сказал Терри.
Шокнер кивнул.
Терри показал на стальную коробку:
—В этой малышке сходятся все электрические и телефонные провода, сигнализация, видеокабели и подобное дерьмо. Отсюда они тянутся до административного корпуса и далее до самой проходной. Тебе придется подсадить меня к себе на плечи. Выдержишь?
—О чем речь.
Терри посмотрел на часы:
—В нашем распоряжении тридцать минут. Когда мы все это порежем, сработает противопожарная сигнализация, но к тому времени нам будет начхать. Дай курнуть.
Шокнер протянул пачку „Уинстона“; Терри взял одну сигарету и, отломав фильтр, закурил. Некоторое время они молча дымили, причем Терри стряхивал пепел несколько чаще, чем это было необходимо.
—Считаешь, это никчемная идея, не так ли? — спросил наконец Шокнер.
Терри, не сводя глаз с кончика сигареты, лишь горько усмехнулся.
—Ладно, не бойся, говори, — подбодрил Шокнер.
—Нев сказал, что должно быть сделано…
—Это не значит, что у тебя не может быть своего мнения.
Терри продолжал смотреть на растущий столбик пепла.
—Лет эдак девять назад, — начал он наконец, — меня вызвали на заседание комиссии по освобождению. Я долгое время думал, каково оно — снова оказаться на свободе, — и понял, что если мне повезет, то до конца жизни придется сколачивать полочки в захудалой мастерской или бегать в бумажном картузе по закусочной, пока какой-нибудь пуэрториканский пацан не обучит меня, сколько пикулей класть в гамбургеры. А уж если мне совсем повезет, то я подцеплю бабу — из тех самых одиноких, что готовы перепихнуться и с бывшим зэком, куплю подержанную лайбу и стану вырезать из газет купоны „предъяви и получишь двадцать пять центов скидки“. А еще у меня будет две комнатенки и пустой холодильник где-нибудь в мексиканском квартале Ларедо… — Терри поднял на Шокнера глаза: в них отразились неизбывные боль и страх. — А здесь на меня работают двести человек! Сам начальник тюрьмы спрашивает моего совета. — Терри мотнул головой в сторону стальной коробки за спиной. — Это я предложил присобачить сюда эту дрянь. Я здесь ем как человек. Я живу как человек. Я могу называть Эгри и Дюбуа по имени прямо в лицо. И при случае они просят меня помочь им. — Он остановился и продолжал уже не так страстно: — Так что послал я эту комиссию куда подальше.
Затянувшись так, что огонек достиг его пальцев, Терри бросил окурок на пол и старательно растер ногой.
—Нев что-то там рассказывает о пяти годах, — продолжал он. — Да не будет никаких пяти годов! Всей нашей тюряге после этого конец, а я люблю ее! Ты понимаешь, люблю?
На лице Терри застыло выражение глубокого отчаяния.