— Я где-то читала о суде над гиппогрифом, его тоже раздразнили, и он напал на обидчика, — задумалась Гермиона. — Того гиппогрифа оправдали. Обязательно найду этот случай.
Хагрид только громче зарыдал. Гарри с Гермионой обернулись к Рону, как к якорю спасения.
— Заварю-ка я чаю, — сказал тот. Гарри вытаращил глаза.
— Мама всегда предлагает чашку чая, когда кому-нибудь плохо, — развёл руками Рон.
Наконец, выслушав многочисленные заверения о помощи и увидев перед собой кружку горячего чая, Хагрид высморкался в платок размером с добрую скатерть и сказал:
— Всё правильно. Нечего раскисать… надо взять себя в руки…
Огромный волкодав Клык застенчиво вылез из-под стола и положил морду Хагриду на колени.
— И чего я расквасился? На себя не похож. — Хагрид погладил Клыка по холке, потрепал за ухо. — Сам не свой последнее время… беспокоюсь о Клювике, да и уроки мои никому не нравятся…
— Нам очень нравятся! — соврала Гермиона.
— Отличные уроки, — поддакнул Рон. — Как, кстати, поживают флоббер-черви?
— Все передохли, — сник Хагрид. — Салата объелись.
— Бедные… — У Рона от сдерживаемого смеха затряслись губы.
— Да ещё эти дементоры… мороз по коже. — Хагрида передёрнуло. — Как иду в «Три метлы» промочить горло, каждый раз их вижу. Как в Азкабан вернулся.
Хагрид умолк и отхлебнул чаю. Гарри, Рон и Гермиона затаили дыхание: Хагрид впервые упомянул о заключении в волшебной тюрьме.
— А в Азкабане страшно? — осторожно спросила Гермиона.
— Ещё как! — Хагрид глядел в одну точку. — Другого такого места во всём свете нет. Я думал, с ума сойду. В голове всякие ужасы вертелись… всё вспоминал, как меня выгнали из школы… как умер отец… как я отпустил Норберта…
На глазах у него опять выступили слёзы. Норбертом звали дракончика, которого Хагрид выиграл в карты.
— Посидишь там и забываешь, кто ты, зачем живёшь. Я всё мечтал, помереть бы, пока сплю… А потом меня выпустили. И я будто снова родился, всё вокруг новое, лучший день в жизни. А дементоры-то меня отпускать не хотели.
— Ты же был не виноват! — с удивлением воскликнула Гермиона.
Хагрид горько усмехнулся.
— Им-то что? Им нужно пару сотен заключённых, а кто виноват, кто нет, их это не трогает. — Хагрид молча уставился в чашку, потом тихо прибавил: — Хотел я было отпустить Клювика… пусть бы себе улетел… да как ему втолкуешь, что надо улепётывать? Да и закон страшно нарушить… как бы опять… — Хагрид поглядел на Гарри, Рона и Гермиону полными слёз глазами. — Не хочу обратно в Азкабан.
Хотя вечер у Хагрида был не очень весёлый, всё же он оказал на Гарри то действие, на которое Рон с Гермионой рассчитывали. Гарри теперь лишь изредка вспоминал Блэка и ревностно взялся готовить оправдательную речь для суда над гиппогрифом.
На другое утро друзья отправились в библиотеку, принесли оттуда по охапке книг и в пустой гостиной засели за поиски. Весь день они сидели у пылающего камина, перелистывая пыльные тома страницу за страницей в надежде найти похожий случай. Книги были полны отчётов о знаменитых судах над опасными чудовищами. Время от времени кто-нибудь говорил:
— Вот тут есть кое-что. В тысяча семьсот двадцать втором был случай… правда, гиппогрифа признали виновным и казнили, вот, поглядите…
— А вот это, пожалуй, подойдёт: в тысяча двести девяносто шестом на кого-то напала мантикора, её оправдали и отпустили на волю… ой, нет, не годится: её все боялись и потому отпустили…
Замок тем временем прихорашивался к Рождеству, несмотря на то что любоваться волшебными украшениями было почти некому. В коридорах висели гирлянды остролиста и омелы, щели и прорези доспехов сияли таинственным светом, а в Большом зале, как обычно, поблёскивали золотыми звёздами двенадцать огромных ёлок. По замку поплыли ароматы праздничных яств, и в сочельник даже Короста высунула нос из кармана Рона: так вкусно пахло.
Рождественским утром Рон кинул в Гарри подушкой, и Гарри проснулся.
— С Рождеством тебя! Смотри, прибыли подарки.
Гарри сощурился и потянулся за очками, на полу у кровати в полутьме спальни высилась куча коробок. Рон уже разглядывал свои подарки.
— Ещё один свитер от мамы… как всегда, тёмно-бордовый… Тебе она тоже наверняка прислала…
Гарри развернул первый пакет. Ему миссис Уизли связала ярко-красный с гриффиндорским львом на груди, а ещё напекла пирожков с изюмом и миндалём, не забыла прислать коробки с пирожными и ореховыми леденцами. Отодвинув всё это, он увидел на полу длинную плоскую коробку.
— Что это? — бросил Рон любопытный взгляд.
— Не знаю…
Гарри раскрыл подарок и не поверил глазам — это была чудесная новенькая метла. Рон выронил носки и спрыгнул с кровати.
— Вот это да! — Он даже охрип от восхищения.
И не просто метла, а та самая «Молния», которой Гарри каждый день любовался, когда жил в Косом переулке. Он взял метлу в руки. Древко блеснуло, метла задрожала, Гарри отпустил её, и она повисла в воздухе — садись и лети. На кончике древка золотился регистрационный номер, гладкие прямые берёзовые прутья были как на подбор.
— Кто это тебе прислал?
— Погляди, может, в коробке есть записка?
Рон разорвал упаковку.
— Ничего нет. Потрясающе! Кто же это дарит такие дорогие подарки?..
— Готов поспорить, что не Дурсли. — Гарри налюбоваться не мог на подарок.
— Знаю, наверное, Дамблдор. — Рон разглядывал метлу со всех сторон. — Помнишь, он прислал тебе мантию-невидимку и не подписался?
— Мантия-невидимка была папина, — возразил Гарри. — Он мне её просто передал. Он не может выбросить на меня сотни золотых галлеонов. Так и разориться недолго.
— Да, вряд ли он. Ещё и Малфой бы сказал, что у директора завелись любимчики. Ты только представь себе, что будет с Малфоем! — Рон чуть не захлебнулся от смеха. — Его от зависти скрючит! У тебя теперь метла международного класса!
— Даже не верится, — затаив дыхание, Гарри провёл рукой по метле, а Рон рухнул от хохота на кровать, воображая позеленевшего от злости Малфоя. — От кого же…
— А я знаю от кого. — Рон перестал хохотать. — От Люпина.
— От Люпина? — Тут уж настала очередь Гарри смеяться. — Да будь у него деньги, он бы себе новый костюм купил.
— Это конечно, но он тебя любит. Он тогда пропустил матч, его вообще не было в школе, но ему, наверно, кто-то сказал о «Нимбусе», и он в Косом переулке купил тебе «Молнию».
— Как это не было в школе? Он ведь болел.
— Может, и болел, только в больничном крыле его не было. Помнишь, Снегг влепил мне наказание, я чистил утки в палатах, и Люпина там не было.
Гарри нахмурился.
— Да нет, Люпину такая метла не по карману.
— Над чем это вы смеётесь?
На пороге стояла Гермиона в домашнем халате и с рыжим любимцем на руках. На шее у кота красовался бант из мишуры, и Живоглот недовольно ворчал.
— Унеси его отсюда! — Рон поскорее вытащил Коросту из-под одеяла и сунул в карман пижамы. Но Гермионе было не до Рона, она посадила кота на постель Симуса и, раскрыв рот, глазела на «Молнию».
— Гарри, кто это тебе подарил?
— Не знаю, в посылке не было поздравительной открытки.
Гермиона вдруг посерьёзнела и задумчиво закусила губу.
— Что это с тобой? — удивился Рон.
— Странно как-то, — ответила Гермиона. — Это ведь очень хорошая метла, да?
— Самая лучшая в мире! — Восторгу Рона конца не было.
— Значит, она дорого стоит…
— Ещё бы! Да она дороже всех мётел слизеринцев, взятых вместе.
— Кто же это мог подарить Гарри такую дорогую вещь и даже не назвать себя?
— Что нам за дело, кто её прислал? — воскликнул беспечный Рон. — Гарри, дашь полетать, а?
— На этой метле летать нельзя! — отрезала ни с того ни с сего Гермиона.
Рон и Гарри недоумённо взглянули на неё.
— И что же Гарри с ней делать? Пол ею мести, что ли?
Гермиона раскрыла было рот, но в этот миг Живоглот прыгнул с постели Симуса и вцепился в грудь Рону.