– Буквы состоят из спорокарпиев, они же плодовые тела, – повторила я, словно в трансе.

Меня охватило оцепенение и одновременно с ним удушье, будто я не могла дышать – или не хотела, но это тоже была психическая реакция. Я вообще не ощущала никаких физиологических изменений. Впрочем, какая разница: в лагере вряд ли нашлось бы средство от чего-то столь неизвестного науке.

Но главным образом меня парализовала необходимость переварить произошедшее. Слова состоят из симбиотических плодовых тел неизвестного мне вида. Далее буквы выбрасывают споры, и значит, чем глубже мы будем спускаться, тем больше вероятность вдохнуть их и заразиться. Был ли смысл рассказывать остальным? Нет, решила я, это их только напугает. Эгоистично, согласна. И все же важнее было проследить, чтобы они не вдохнули споры сейчас, а позже вернуться с надлежащим снаряжением. Прежде чем делать хоть какие-то выводы, нужно проанализировать экологические и биологические факторы, а информации, как я все больше убеждалась, катастрофически не хватало.

Я вернулась в зал. Топограф и антрополог смотрели на меня так, будто ждали еще каких-то подробностей. Антрополог вообще была на взводе и не переставая вертела головой. Наверное, стоило придумать что-нибудь, чтобы хоть как-то ее успокоить… Но что рассказать им о словах на стене? Это либо небывальщина, либо безумие, а то и все вместе. Будь слова написаны на неизвестном языке, возникло бы гораздо меньше вопросов.

– Нужно выбираться наружу, – сказала я.

Не то чтобы я считала это лучшим вариантом, но следовало оградить спутниц от воздействия спор, пока не выяснится, как они повлияют на меня. Кроме того, останься я здесь, не справилась бы с искушением вернуться на лестницу и читать, читать… Топографу с антропологом пришлось бы удерживать меня силой, и неизвестно, что бы я тогда сделала.

Спорить они не стали. Во время подъема у меня на секунду закружилась голова, хоть мы и находились в замкнутом пространстве. Вместе с этим нахлынул ужас: казалось, стены сделаны не из камня, а из плоти, словно мы попали в глотку какого-то зверя.

Выбравшись наружу, мы рассказали психологу об увиденном, а я процитировала кусок предложения. Она крайне внимательно выслушала нас и решила сама взглянуть на слова. Я не знала, стоит ли ее отговаривать от этого, и в итоге просто предупредила:

– Только смотри сверху, не со ступенек. Кто знает, может, там токсины. Когда вернемся, нужно будет захватить респираторы. – Запечатанный контейнер с ними как раз сохранился с прошлой экспедиции.

– Без движения нет размышления, – произнесла психолог, глядя мне прямо в глаза.

Я почувствовала некий импульс, но ничего не сделала и не сказала. Остальные и вовсе как будто не слышали ее слов. Только потом до меня дошло, что это было гипнотическое внушение, предназначенное именно мне.

Очевидно, моя реакция ее удовлетворила, и она спустилась, оставив нас с волнением ждать ее возвращения. А как быть, если она не вернется? Еще меня тревожила собственническая мысль, что ей тоже захочется читать дальше, и она не удержится. Я не знала, есть ли в словах смысл, но страшно хотелось, чтобы он был. Тогда бы лишние сомнения рассеялись, и я стала бы рассуждать логически. Это, по крайней мере, отвлекало от размышлений о том, как подействуют споры на мой организм.

К счастью, топограф с антропологом не испытывали желания поговорить. Через четверть часа психолог неуклюже вскарабкалась по лестнице и, моргая, остановилась, пока глаза привыкали к свету.

– Занятно, – бесстрастно произнесла она, выбираясь из проема и смахивая паутину с костюма. – Никогда не встречала ничего подобного… – Она замолчала на полуслове, но, видимо, решила не продолжать.

Ее реакция была более чем странной. Впрочем, так считала не только я.

– Занятно?! – воскликнула антрополог. – Никто и никогда не сталкивался с подобным! Никто! Никогда! И это, по-твоему, всего лишь «занятно»?!

Она была на грани истерики. Топограф молча смотрела на обеих, как на ненормальных.

– Мне тебя успокоить? – спросила психолог металлическим голосом.

Антрополог опустила глаза и что-то неразборчиво пробормотала.

– Нам нужно время, – вклинилась я в возникшую паузу, – чтобы все обдумать и решить, что делать дальше.

Конечно же, под этим подразумевалось, что время нужно мне: чтобы узнать, как подействуют споры и придется ли сознаваться в том, что случилось.

– Боюсь, времени-то у нас как раз и нет, – сказала топограф.

Пожалуй, из всех нас она сделала самые правильные выводы: настоящий кошмар только начинался.

Психолог, однако, согласилась со мной:

– Да, нужно время. А пока что займемся тем, зачем нас сюда отправили.