Однако вскоре ужасная новость заставила меня вернуться с небес на землю: антрополог исчезла, от нее осталась лишь пустая палатка. Еще больше настораживал вид психолога: глаза красные, руки дрожат, волосы растрепаны сильнее обычного, а ботинки в грязи. Она держалась за правый бок, как раненая.

– Где антрополог? – насела на нее топограф, я же решила промолчать, пытаясь составить собственную картину случившегося.

Хотелось спросить: «Что ты сделала с антропологом?» – вот только не с чего. Психолог вела себя так же, как и всегда. Да, я знала, какие фокусы она с нами вытворяет, но это вовсе не повод делать из нее врага.

Ответ психолога оказался неожиданным и совсем не успокаивал:

– Я разговаривала с ней перед сном. То, с чем мы столкнулись в… здании… напугало ее – настолько, что она решила покинуть экспедицию. Сейчас она на пути к границе, где будет ожидать извлечения. У нее с собой текущий отчет, чтобы сообщить руководству о проделанной работе.

На ее лице – как всегда, в самый неподобающий момент – появилась тонкая ухмылка. У меня зачесались руки.

– Она оставила все снаряжение, даже пистолет, – заметила топограф.

– Она взяла только самое необходимое, чтобы у нас было больше припасов и дополнительное оружие.

– По-твоему, нам понадобится дополнительное оружие? – спросила я.

Мне правда было любопытно: в какой-то мере психолог занимала меня не меньше башни. Каковы ее мотивы? Ее логика? Почему бы не прибегнуть к гипнозу сейчас?… Видимо, есть вещи, которые не поддаются внушению. А может, с каждым последующим разом действие гипноза слабеет. Или у нее нет сил после того, что произошло ночью.

– Никогда не знаешь, что может пригодиться, – ответила психолог. – Но нам определенно не нужны люди, не способные выполнять свою работу.

Мы с топографом уставились на психолога. Топограф скрестила руки на груди. От нас требовали внимательно следить за коллегами на случай резкого ухудшения их психического самочувствия. Вероятно, мы обе сейчас думали об одном и том же: нужно сделать выбор. Либо поверить психологу на слово, либо же обвинить ее во лжи и, как следствие, остаться без лидера в критической ситуации. А если мы захотим пойти по направлению к границе, чтобы проверить ее рассказ, и нагоним антрополога… хватит ли у нас смелости снова вернуться в лагерь?

– У нас есть план, и его надо придерживаться. Необходимо продолжить изучение… башни. – Психолог явно пыталась склонить меня на свою сторону.

Топограф колебалась, борясь с внушением, сделанным накануне: еще один повод для тревоги. Я не собиралась уходить из Зоны Икс, не исследовав башню, – этого требовала каждая клеточка моего организма. В общем, мне не хотелось терять очередную спутницу и оставаться с психологом один на один. Я ей не доверяла и к тому же по-прежнему не знала, как споры действуют на мой организм.

– Согласна. Нужно продолжить выполнение задания. Мы справимся и без антрополога.

Я пристально посмотрела на топографа, тем самым давая обеим ясно понять: позже мы обязательно вернемся к вопросу о том, что же случилось ночью. Топограф угрюмо кивнула и отвернулась. Психолог вздохнула – то ли от облегчения, то ли от усталости.

– Значит, решено, – сказала она и, отодвинув топографа, пошла готовить завтрак.

До этого завтрак всегда готовила антрополог.

Когда мы пришли к башне, расклад сил снова изменился. Мы с топографом набили рюкзаки едой и питьем на целый день, взяли оружие, надели респираторы для защиты от спор (хотя мне уже было поздно) и каски с закрепленными на них фонариками. Психолог в этих приготовлениях не участвовала.

– Я останусь караулить, – сказала она.

– На случай чего? – спросила я недоверчиво.

Мне не хотелось упускать ее из виду. Идти нужно было всем вместе, на равных: оставшись наверху, она получала полную власть над нами.

Топографу это тоже не понравилось.

– Пойдем с нами, – чуть ли не умоляла она дрожащим голосом. – Втроем безопаснее.

– Будет лучше, если кто-то останется охранять вход, – сказала психолог и вставила в пистолет обойму. Лязг металла прозвучал неожиданно громко.

Топограф сжала винтовку с такой силой, что побелели пальцы.