– Ацтеки никак не угомонятся, да? – покачал головой Теодор и предложил: – Хотите осмотреть гостевую комнату?

– Это лишнее, – отказался я и спустился на первый этаж.

Живот подводило от голода, но завтракать дома я обыкновения не имел и по выходным захаживал в итальянскую таверну неподалеку, где мне был открыт кредит. А поскольку сегодня привычный распорядок дня полетел в тартарары, оставалось лишь глотать слюну в ожидании вечернего приема.

Я досадливо глянул на хронометр, и тут в прихожей звякнул колокольчик.

– О! – многозначительно произнес дворецкий, не отстававший от меня ни на шаг.

Известие о прибытии гостя попросту выбило его из колеи. Впрочем, меня это обстоятельство нервировало несказанно больше. Во многих знаниях – многие горести, все верно.

Тем не менее я своей растерянности выказывать не стал.

– Оставь это мне, Теодор, – отослал я слугу, вышел из дома и поспешил к воротам. На ходу нацепил на нос очки – и круглые темные окуляры враз вернули уверенность в собственных силах.

Сомнения оставили меня; я решительно распахнул дверь и улыбнулся молодой девушке с огненно-рыжими волосами, правильными чертами симпатичного округлого лица и бесцветно-светлыми глазами сиятельной. Фигуру гостьи скрывал длинный плащ, но я и так знал, что сложением она могла дать фору самой Афродите. Стройные бедра, осиная талия, высокая грудь…

– Елизавета-Мария! – со всем возможным радушием улыбнулся я, прогоняя вставшее перед глазами видение. – Словами не передать, как меня радует, что вы сочли возможным принять приглашение…

– Леопольд, вы были чрезвычайно убедительны, – легко рассмеялась девушка, передавая объемный дорожный саквояж. – Вы просто не оставили мне выбора!

– Надеюсь, не нарушил ваших планов…

– Нисколько, уверяю вас!

Блеснули в улыбке белоснежные зубы, и с некоторой долей отстранения я решил, что лишь тонкие бледные губы не позволяют причислить Елизавету-Марию к писаным красавицам. Но заострять на этом внимание не стал и поспешно отступил в сторону, впуская гостью внутрь:

– Проходите, прошу вас!

Девушка ступила за ограду, окинула взглядом мертвый сад и не удержалась от озадаченного возгласа:

– Миленько…

Солнечным утром черные деревья выглядели далеко не столь зловеще, нежели глухой ночью, но все же я счел нужным поправить гостью:

– Оригинально. Непривычно. Вызывающе. Но никак не миленько.

Елизавета-Мария бросила на меня внимательный взгляд и медленно кивнула:

– Как скажете, Леопольд.

Мы поднялись на крыльцо и прошли в дом, там я передал саквояж дворецкому и представил слугу гостье.

– Это Теодор, по всем вопросам обращайтесь к нему. К сожалению, мне придется отлучиться по делам.

– К вашим услугам, госпожа, – торжественно объявил дворецкий, принимая у девушки плащ.

Елизавета-Мария благосклонно улыбнулась в ответ, сняла шляпку, тряхнула тяжелой копной волос.

– Леопольд, неужели ты собираешься вот так сразу бросить меня одну? – проворковала она. – Мы могли бы…

Я нервно сглотнул и поспешил взять ситуацию под контроль, а точнее, взял под руку девушку и провел ее в гостиную.

– Бал в четыре, – напомнил там гостье. – Надо забрать у портного костюм. А твое вечернее платье…

– Не беспокойся об этом, дорогой, – ответила девушка и остановилась напротив камина, где ее внимание привлекла висевшая на стене сабля.

– «Капитану Орсо за личную доблесть. Зюйд-Индия, тридцатое октября тысяча восемьсот тридцать седьмого года от К. Н.», – пригляделась Елизавета-Мария к выгравированной на клинке надписи. – Это оружие твоего отца? – повернулась она ко мне.

– Деда, – покачал я головой. – Он отличился при штурме Батавии. Получил тогда чин капитана и наследное дворянство.

– Ах да! – сообразила девушка. – Тринадцатый год от основания Второй Империи! Сорок лет назад, большой срок.

– В отставку дед вышел в полковничьем звании. Этот дом выстроил он…

Но история особняка Елизавету-Марию не заинтересовала, она как завороженная продолжала рассматривать саблю, и в светящихся девичьих глазах колыхалось при этом нечто на редкость неуместное.