родне.

Я прекрасно знал о его принципах, но нисколько не сомневался, что тем или иным образом получу ответ.

Мастер откинулся на спинку стула и посмотрел на меня с непонятным выражением, в подслеповатых глазах мелькали отблески керосиновой лампы.

– Это неправильно, – заявил он.

– Ты же сам сказал, что вопросы будут неприятными, – напомнил я.

Мастер покачал головой.

– Говорят, ты больше не полицейский, – заявил он многозначительно.

– Все течет, все меняется, – повторил я.

– Лео, ты убил его?

Я только пожал плечами, не став отвечать ни да, ни нет.

Просто не знал ответа на этот вопрос.

Сергей Кравец расценил молчание по-своему, разжег еще одну лампу и достал мощное увеличительное стекло. Изучил вытатуированную руну и объявил:

– Очень старая работа.

– Старая насколько?

– Судя по всему, человек прожил с ней большую часть жизни.

Я кивнул. Скорее всего, так оно и было. И поскольку старику было за семьдесят, сделавший наколку мастер давно мертв.

– Я не назову тебе имени, – ожидаемо продолжил Кравец. Помолчал и добавил: – Знаешь, Лео, на самом деле это мог быть кто угодно.

– Как так?

– Работа идеальная, ни единой помарки. Если интересует мое мнение – это не татуировка, это клеймо. Кто-то закрепил иглы в специальной форме.

– Понятно, – вздохнул я и уточнил: – Что-то еще?

– Нет, – покачал головой мастер.

Я завернул руку в брезент и убрал сверток обратно в портфель.

– Ничего больше не хочешь спросить? – остановил меня Кравец.

Вопрос угодил в больное место, я медленно обернулся и прислонился к дверному косяку.

– Ты не знаешь! – возразил мастеру. – Он бы тебе не сказал!

– Не сказал, – подтвердил старый башмачник.

– Тогда о чем речь?

Делать татуировки отец водил меня исключительно сюда. Он никогда ничего не объяснял, и до сих пор я не мог решить для себя, была ли это пьяная блажь или же в моих наколках скрывался некий сакральный смысл.

– Левая рука, – произнес Кравец. – Он оставил эскиз для левой руки и даже оплатил работу.

– Нет, – ответил я и быстро вышел за дверь.

Нет, нет и нет.

Я не собирался проходить через это снова.

Мне нужны были ответы. Ответы, а не новые загадки.

Оторванную руку выкинул в первый попавшийся канализационный люк.

В «Прелестную вакханку» я приехал продрогшим, промокшим и голодным. Всю дорогу перед глазами стояли блины и вареники, под конец даже начало немного мутить. В варьете я попросил сделать пару сэндвичей и травяной чай, прихватил попавшийся на глаза ореховый пудинг и поднялся в апартаменты Альберта с подносом, заставленным едой.

Поэт работал. Судя по размашистым движениям, он рисовал, но при моем появлении сразу убрал тетрадь в верхний ящик стола и даже запер его на ключ.

Я уловил аромат женских духов и не удержался от усмешки:

– Надо понимать, прекрасная незнакомка решилась посетить этот приют порока?

– Ничего ты не понимаешь в настоящих чувствах! – отмахнулся Альберт и язвительно поинтересовался: – Ты сегодня один, без своего вымышленного друга?

– Уже успел по нему соскучиться?