вынуждены растрачивать свои силы на совершенно бесполезные прожекты. Наука топчется на месте, и, как ни печально это признавать, определенных людей такое положение дел всецело устраивает. Более того, они прилагают немалые усилия, чтобы так продолжалось и впредь.

– Боюсь, не совсем понимаю вас, – озадаченно пробормотал я, откладывая газеты.

– Рудольф Дизель – это имя что-нибудь говорит вам? – спросил тогда Александр Дьяк.

– Инженер-изобретатель, – припомнил я недавнюю статью. – Пропал из каюты парома, плывшего из Лиссабона в Новый Вавилон. Полиция подозревает самоубийство. Не понял только, какое изобретение он намеревался представить на суд общественности.

– Об его изобретении в газетах не было ни слова, – уверил меня владелец лавки. – А теперь эти писаки и вовсе пытаются выставить его шарлатаном.

– Но вы так не считаете?

– Дизель пытался создать двигатель, способный работать на жидком топливе. Например, на керосине, – сообщил изобретатель, открутил рукоять и заменил ее обрезиненной. – Фонаря на этот раз не будет, – предупредил он.

– Неважно. Так что вы говорили о новом двигателе?

Двигатель, потребляющий керосин? Звучало непривычно.

– Это была реальная альтернатива паровым машинам. Но сначала идеи Дизеля не приняли в Петрограде, затем наемные бумагомараки высмеяли его в Париже, а теперь он просто исчез вместе со всеми своими разработками. Очень удобно, не находите?

– Подозреваете убийство? – уточнил я, не зная, как отнестись к откровениям владельца лавки.

– Я не сыщик и не криминальный репортер, чтобы рассуждать о таких вещах, – пожал плечами Александр Дьяк и оперся на трость. – Я знаю лишь, что в отдаленном будущем его двигатель заметно снизил бы потребление угля. Убивают и за меньшее.

Я кивнул.

В Новом Свете полным ходом шло производство самоходных колясок на компактных паровых движках, о жидком топливе там никто даже не помышлял, а пороховые двигатели Нобеля не получили широкого распространения из-за невысокой надежности и ограничений на продажу гранулированного тротила, на котором они работали.

– И все же… – задумчиво пробормотал я, – и все же прогресс не остановить. Лень и жадность непобедимы. Уверен, работы господина Дизеля в том или ином виде всплывут в самое ближайшее время.

Изобретатель прошелся по комнате и протянул мне трость.

– Сомневаюсь, – покачал он головой, вытирая перепачканные машинным маслом ладони. – Вы, Леопольд Борисович, даже не представляете, как далеко способна завести жадность. Дизель вовсе не первый, Ленуар и Отто еще успели опубликовать свои работы, но как только Костович предложил переход на керосин, его мастерская сгорела. Он был первой жертвой, полагаю.

– Но не единственной?

– Смерти Даймлера и Майбаха всегда казались мне подозрительными. Дизель долгое время держал свои разработки в секрете, но… – Изобретатель раздосадованно махнул рукой и сменил тему: – Да что мы заладили об одном и том же? Как вам трость?

– Не хуже первой, – решил я после нескольких шагов, а когда мы вышли в торговый зал, спросил: – И все же, почему вы считаете, что работы Дизеля не опубликуют под чужим именем? Это как-то связано с ростом биржевых котировок угольных компаний?

Александр Дьяк рассмеялся.

– Вы очень сообразительный молодой человек, – произнес он, вставая за прилавок. – Хотите знать, почему? Я вам скажу. Дело в жадности. Когда после франко-прусского конфликта Эльзас-Лотарингия и Рур перешли под прямое императорское управление, многие придворные нагрели на этом руки. Ведь Рур – это уголь, а уголь – это деньги. А если денег не хватает, можно взять кредит под будущий доход и вложиться, к примеру, в Донецкий угольный бассейн. А потом вновь занять и начать освоение угольных бассейнов уже в Сибири. Можно создать промышленную империю, погашение долгов которой расписано на десятилетия вперед. Что на фоне этого жизнь человека?

– Никаких имен? – прищурился я.

– Никаких! – рассмеялся владелец лавки и забрал у меня трость. – Для начала надо провернуть стопор, – щелкнул он уплотнением в нижней трети, – потом просто сгибаете.

По мере того как трость складывалась надвое, из верхней ее половины выдвигались стальные спицы. Александр Дьяк утопил