сменил.

Оглядевшись по сторонам, убедился, что нахожусь на равнине, почти лишенной серьезной растительности. Так, кое-где чахлые полоски то ли кустарника, то ли низеньких разлапистых деревьев. В одной стороне вдалеке виднеется темная опушка леса, возможно, приличного, там же просматриваются какие-то строения, но не дома, а что-то вроде небрежно крытых навесов. Еще пара стогов соломы неподалеку, и то же самое отсутствие всякого намека на вспаханное поле. Куда ни глянь — сплошное пастбище. Коров тут, похоже, не принято загонять на ночь, потому как виднеются они там и сям. Некоторые животные выглядят испуганными и поспешно удаляются, оглядываясь, другие стоят на месте, лениво пережевывая свои вечные жвачки. Должно быть, первых напугала катастрофа, а вторые решили, что она их не касается.

Ну что же, смотреть больше не на что, и, как бы плохо я себя ни чувствовал, надо брать себя в руки и возвращаться к дирижаблю. Меня там, должно быть, уже похоронили, то-то сюрприз будет.

Первым живым человеком, который встретился на пути к обломкам, к великому сожалению, оказался моральный урод Шфарич. До него лишь пару мертвецов встретил. Их, как и меня, выбросило из разваливающегося аппарата, но повезло ребятам куда меньше. Любитель кого-нибудь расстрелять был занят важным делом: обшаривал карманы еще одного покойника, насвистывая при этом что-то бравурное.

— Доброе утро, Шфарич. Вижу, ты решил мародерством заняться?

Гад оскалился в подобии улыбки:

— Леон, ты и правда демон. Вон, не одного тебя выкинуло при том ударе, все холодные, а тебе все нипочем. А насчет мародерства не надо на меня лишнего наговаривать. Соберу у братишки документы и бумажки все, может, домой кто письмецо начиркал, да не отправил. Грамотный был паренек, за многих писал, все у него собиралось. Ну и деньги ему тоже не понадобятся, а мы за его упокой выпьем при случае.

— Вот именно это я и называю мародерством.

— Да брось ты. Если вот меня грохнут, забирай все и сапоги тоже стаскивай, они хорошие. Пропивайте до последней нитки, только так и надо.

Ну что же, надеюсь, мне не придется долго дожидаться этого момента. Что и говорить, не нравился мне Шфарич с первого мгновения знакомства.

Солдаты с унылым видом бродили вокруг обломков дирижабля, собирая имущество и трупы погибших. Чуть в сторонке устроили медпункт, стаскивая туда раненых. Там же, прямо на земле, устроился Грул, пострадавшему генералу состригали волосы с окровавленной головы.

Мюльс обнаружился по другую сторону от все еще не сдутого баллона. Моторист присел на оторвавшийся деревянный пропеллер и крепко прижимал к себе ящичек с инструментами — последнее, что у него осталось от места работы. Глаза бедолаги были безумны, но физически вроде не пострадал.

Усевшись на вторую лопасть, я, прихлопнув пристроившуюся было на щеку муху, небрежно заметил:

— Солнце только показалось, а уже душновато становится.

Ноль реакции.

— Я говорю, жарковато с утра, дальше хуже будет.

Без изменений, будто с древней мумией пытаюсь пообщаться.

— Ты живой вообще? Или, может, добить, чтобы не мучился?

— А?! Что?! — подскочил Мюльс. — Ну да, тут всегда так, без ветра если.

— Тут? А скажи мне, Мюльс, где именно это самое тут располагается?

Почему бы не разузнать хоть что-нибудь о месте, где я застрял неизвестно на какой срок? Раз уж выдалась свободная минутка…

— Не знаю точно, но похоже на одну из оград поместья Дьеркастов.

— Оград?

— Ну да. Коров видели? Так их в оградах держат подолгу, а то без присмотра разбегутся.

— Что-то я не видел никаких оград.

— Так они далеко сами, от одного края до другого чуть ли не час скакать надо, а то и больше.

— Хорошая такая ограда…

Моторист, по мере разговора оживляясь все больше и больше, кивнул: