Признаюсь, Саймон меня поразил. Это ведь, кажется, неприлично пользоваться чужими бритвенными принадлежностями и эмалированным тазом? (Серьезный, исполненный величественного достоинства Саймон, похоже, исчез вместе с бородой. Неужели когда-то он повергал меня в благоговейный ужас? Прямо не верится. Конечно, дело не просто в бритье бороды — перемена в нем, главным образом, вызвана горячей любовью к Роуз.)

Я спустилась в кухню; Нейл стоял к огню так близко, что от плавок поднимался пар.

— Наконец-то! Я думал, вы обо мне забыли, — обернувшись, сказал он с улыбкой.

— Замечательная новость! — воскликнула я. — Роуз и Саймон помолвлены!

Его улыбка, словно электрическая лампочка, мгновенно погасла.

— Какой-то у вас не радостный вид, — заметила я.

— Радостный?! — Гневно сверкнув глазами, Нейл молча вырвал у меня полотенце, а потом грубо бросил: — Выйдите вон, дайте мне переодеться.

Я свалила одежду на стул и уже собралась уйти, но внезапно передумала.

— Нейл… пожалуйста… — заговорила я как можно спокойнее и дружелюбнее. — Почему вы так ненавидите Роуз? Причем с самого начала.

— Неправда! — вытирая плечи, отрывисто сказал он. — Сначала она мне очень понравилась.

— А теперь не нравится? Но почему?

Опустив полотенце, Коттон посмотрел мне прямо в глаза.

— Потому что она расчетливая. Охотница за деньгами. И вам это, Кассандра, известно.

— Ничего подобного! — негодующе возразила я. — Что вы себе позволяете?!

— Ну, хорошо. Можете вы искренне сказать, что она выходит за него замуж не из-за денег?

— Разумеется! — с горячей убежденностью воскликнула я — в тот миг я действительно в это верила.

Хотя, в общем-то… Мои щеки жарко запылали.

— Чертова маленькая лгунья, — процедил Нейл. — Я думал, вы милое искреннее дитя! Вы ведь нарочно потащили меня купаться?

Меня захлестнула злость — за себя, за Роуз…

— Да! — выпалила я. — И очень рада, что утащила! Роуз рассказала мне все! Что вы будете вмешиваться в их отношения, сколько сможете… Просто вам, Нейл Коттон, хочется увезти Саймона с собой в Америку! Оставьте их в покое! Вас это не касается!

— Катитесь к черту! Вон! — проревел он с таким свирепым видом, будто собирался меня ударить.

Я стрелой взлетела вверх по лестнице, но на последней ступени остановилась и с достоинством произнесла:

— Советую вам взять себя в руки, прежде чем показаться на глаза Саймону.

Нырнув в комнату, я быстро заперла дверь: с него бы сталось кинуться следом.

Гнев меня согрел. Хоть какая-то польза от эмоций! Я с удовольствием скинула влажный купальный костюм и, обсушившись на постельном покрывале Топаз, переоделась в «буферном государстве» в платье. Со двора донеслись голоса отца, мачехи и гостей, вернувшихся с насыпи Вильмотт.

— Идем, Роуз, объявим о помолвке! — сказал за дверью Саймон.

Я вбежала в спальню, и мы вместе спустились вниз.

Все уже вошли в холл. Миссис Коттон стояла прямо под настенным светильником: как же вытянулось ее лицо при виде выбритого Саймона!

— Саймон, я… — начала она.

Но он ее перебил:

— Роуз согласилась выйти за меня замуж.

У матери открылся рот. Известие ее не просто удивило — потрясло. Всего на секунду. Затем она просияла. Расцеловала обоих, поблагодарив Роуз за то, что уговорила Саймона побриться. Следом расцеловала меня с Топаз (я уже решила, что она поцелует отца!). И принялась говорить… Если прежде ее речь напоминала мне бескрайний речной поток, то теперь представлялась огневым шквалом, ведущимся изо всех пушек линкора.

Но миссис Коттон очень, очень добра! Чем больше ее узнаешь, тем сильнее она нравится.

В разгар поздравлений в холл вышел Нейл. Я с удовольствием отметила, что изрядно помяла его парадную рубашку, сграбастав ее в охапку с остальными вещами. По лицу младшего Коттона никто и не догадался бы о недавней вспышке ярости.

— Поздравляю, Саймон, — сказал он. — А борода-то, гляжу, исчезла! Роуз, дорогая, думаю, вы и сами знаете, чего я вам желаю.

Должна признать, я оценила изящность формулировки! Роуз двусмысленности как будто не заметила — с милой улыбкой поблагодарила за поздравление и вновь отвернулась к оживленно болтающей миссис Коттон.

Викарий объявил, что в домашнем погребке у него есть шампанское. Нейл вызвался быстро съездить за ним на машине, причем у него хватило наглости позвать с собой меня. Я отказалась — холодно, но так, чтобы не привлечь внимания остальных.

Позже, когда мы прощались с гостями во дворе, Нейл поволок меня в сторону, да так решительно, что я не рискнула сопротивляться. Остановившись в конце сада над клумбой с левкоями, он сказал:

— Мир?

— Вряд ли. Вы назвали меня лгуньей.

— А если я попрошу прощения?

— То есть вы не считаете меня лгуньей?

— Неужели вы не примете искренние извинения?

При данных обстоятельствах я была готова их принять, но не знала, как это сделать, не бросив тень на Роуз. Так и молчала.

— А если я скажу, что не виню вас за ложь? Если вы все-таки солгали… И восхищен тем, как вы защищаете сестру. Не говорите ничего, просто пожмите руку, если прощаете.

Его пальцы скользнули от моего локтя к ладони. Я ответила на пожатие.

— Замечательно, — улыбнулся он и очень серьезно добавил: — Кассандра, дело не в том, что я надеюсь увезти его с собой в Америку. Честное слово, это не так! Разумеется, с эгоистической точки зрения мне хотелось бы…

— Мне не следовало так говорить, — перебила его я. — Пожалуй, мой черед извиняться.

— Извинение принято. — Вновь слегка пожав мне ладонь, он глубоко вздохнул. — Возможно, я неправильно ее воспринимал… Возможно, она действительно влюбилась. Почему бы нет? Перед Саймоном ни одна девушка в здравом уме и твердой памяти не устояла бы. Верно?

Еще как неверно! Большинство девушек даже не взглянули бы в сторону старшего брата, несмотря на всю его доброту и обходительность. Большинство выбрало бы Нейла.

На влажных волосах Коттона играл лунный свет; от воды они вились сильнее, чем обычно. Я сказала, что на голове у него ряска, а он вдруг засмеялся:

— И все-таки мы отлично поплавали!

До нас вдруг долетел голос миссис Коттон:

— Вы идете?!

Гости уехали. Ночь наполнила пронзительная тишина.

Всем как будто было немного не по себе. Когда мы вернулись в дом, отец с наигранной небрежностью спросил Роуз:

— Э-э-э… Ну как, милая, счастлива?

— Очень, — живо отозвалась она, — только устала. Пойду прямиком в кровать.

— Да мы все пойдем, — сказала Топаз. — А то Стивена разбудим, если начнем бокалы перемывать.

Стивен вернулся совсем недавно (долго же он провожал Айви Стеббинс!). Я звала его выпить шампанского за здоровье Роуз, но он отказался, а узнав о помолвке сестры с Саймоном, загадочно улыбнулся и сказал:

— Вот как? Что ж, молчу-молчу.

И ушел спать. Бог знает, что означала его фраза.

По-моему, Айви он все-таки поцеловал.

Я умирала от любопытства. Скорей бы расспросить Роуз! Вот только закончится брожение до ванной и обратно… Раньше она и слова не скажет.

Отец с Топаз, как назло, купаться не торопились. Когда они наконец прошли в спальню, сестра быстро проверила, хорошо ли заперты обе двери, и, запрыгнув в кровать, задула свечу.

— Ну?.. — нетерпеливо спросила я.

И Роуз громким шепотом, очень быстро, принялась рассказывать.

Я была права: она и правда с ним поспорила на бритье!

— Сначала он принял мою просьбу за шутку, — объяснила сестра. — Затем решил, будто я хочу над ним посмеяться, и изобразил оскорбленное достоинство. Но я не смутилась. Понимаешь, Кассандра, я должна была увидеть его без бороды! Она приводила меня в ужас. Я приблизилась к нему почти вплотную и, подняв глаза, сказала: «У вас такие красивые губы… Зачем прятать?» — и обвела пальцем их контур. Тут он попытался меня поцеловать, но я увернулась. «Нет! Сперва сбрейте бороду». Он спросил: «А если сбрею, не станете возражать?» А я ответила: «Не знаю, пока не увижу вас без бороды». Быстро сбегала за бритвенными принадлежностями, захватила ножницы Топаз и принесла из ванной кувшин горячей воды. Мы хохотали не переставая. У меня голова шла кругом. Странное, приятное головокружение… Он пытался меня целовать, я отбивалась. С бородой ему пришлось немало повозиться. Мне даже стало стыдно, и я пожалела о своей затее… Он так яростно с ней боролся. Ты бы его видела, когда он состриг ножницами длинные волосы! Жуть! Наверное, у меня от ужаса перекосилось лицо, потому что он вдруг закричал: «Не смотрите на меня! Не надо!» Я отбежала к окну и, усевшись на подоконник, принялась молиться. Точнее мысленно повторяла: «Господи, прошу тебя, Господи, прошу тебя…» — дальше дело не шло. По-моему, минула целая вечность. Наконец-то Саймон вытер лицо и обернулся. «Что ж, теперь вам известно самое худшее», — забавным страдальческим голосом проговорил он. Он больше не сердился на меня, я видела. Такой робкий, трогательный… и прекрасный! Разве он теперь не красавец, а, Кассандра?