Как выяснилось, с фермы, прямиком через поля, сестра отправилась в лавку при почте. За ароматизированным мылом. (Из остатков денег, вырученных за меховую полость, Топаз выдает нам каждую неделю по шиллингу на личные расходы.) А Нейл покупал там сигареты…

— Когда я сказал, что скоро и ты подтянешься, она великодушно решила тебя подождать, — сообщил брату Нейл, на мой взгляд, несколько насмешливо. А может, померещилось.

Саймон сел рядом с Роуз. Младший Коттон спросил, какой мне взять напиток.

Я уже собралась попросить лимонаду, но в голову вдруг пришла отчаянно смелая мысль…

— Можно вишневой наливки? Давно мечтала попробовать.

— Ликеры до обеда не пьют, — по-взрослому заметила Роуз.

— Пьют, если очень хочется! — улыбнулся Нейл и отправился в бар.

Картинно пожав плечами, сестра вновь заговорила с Саймоном. Тот явно обрадовался встрече и спустя несколько минут предложил нам вместе пообедать. Заказ сделал младший брат.

Обычно в меню у миссис Джейкс лишь бутерброды с сыром, но на сей раз она добавила к ним холодные сосиски, мед и кекс. Нейл обмакнул сосиску в мед, чем привел меня в неописуемый восторг. Впрочем, меня к тому времени все приводило в восторг. Вишневый ликер поистине великолепен!

Нет, грех винить одну вишневку — уж больно маленькие были стаканчики (жажду я утолила лимонадом). Хватало и других удовольствий, от которых голова шла кругом: обед на свежем воздухе, солнце, синеющее сквозь крону каштана небо, галантно ухаживающий за мной Нейл, еще более внимательный к Роуз Саймон… Ну и вишневка, конечно!

Когда Нейл ушел за вторым стаканом ликера, я внимательно оглядела сестру. Ее старое линяло-голубое платье как нельзя лучше подходило для посиделок на скамье у деревенской гостиницы. Прядь ярких волос Роуз зацепилась за сочно-зеленый листок на ветви каштана, покачивающейся за ее спиной.

— Ветка не мешает? — спросил Саймон. — Может, поменяемся местами? Только, пожалуйста, не соглашайтесь! Ваши волосы очень красиво смотрятся на фоне листвы.

Я обрадовалась, что он это заметил.

— Ничуть не мешает, — улыбнулась Роуз.

Тут подоспел со вторым стаканом вишневки Нейл.

— Ну, раз я пообедала, то могу тоже выпить ликера, — заявила сестра.

Разумеется, она мне завидовала, я даже не сомневалась. Но едва Нейл двинулся в сторону гостиницы, Роуз вдруг крикнула ему вслед:

— Нет-нет, я передумала! Мне… мятный ликер.

Странный выбор! Мы как-то попробовали мятный ликер у тетушки Миллисенты и сразу выплюнули, так он нам не понравился.

Вскоре загадка разрешилась: Роуз постоянно держала рюмку на уровне лица, чтобы зеленый напиток красиво контрастировал с золотыми кудрями. Правда, с листвой каштана его цвет сочетался плохо.

Жеманничала Роуз как никогда, однако Саймон глядел на нее словно завороженный. На младшего Коттона ее чары не действовали — подмигнув мне, он весело сказал:

— Ваша сестра скоро наденет рюмку себе на голову вместо шляпы.

Нейл очень забавный. То есть его лаконичная манера изъясняться, а не смысл высказываний; иногда он почти жесток — и, тем не менее, ясно, что он шутит. Если не ошибаюсь, это называется сарказм.

Роуз верно подметила: Англия для него — сплошной анекдот, забавная игрушечная страна. Только в отличие от сестры я не верю, будто он все здесь презирает. Скорее, не воспринимает всерьез. Непонятно лишь, отчего Роуз негодует? Трепетной любви к родным краям за ней никогда не водилось. По крайней мере, такой, как у меня. Я имею в виду не флаги, Киплинга, мощь империи и тому подобное, а глубинку, Лондон, старинные особняки вроде Скоутни… Например, обедать бутербродами с сыром в деревенской гостинице — это

так по-английски! Хотя идеальную картинку немного смазали ликеры. На моей памяти те две бутылки стояли у миссис Джейкс с допотопных времен, причем полные по горлышко.

Проговорили мы до двух; едва отзвенели церковные часы, началось самое замечательное — урок пения у мисс Марси! Из распахнутых окон школы полились высокие, чистые детские голоса. Ученики исполняли каноны: сначала «Живет у хозяйки одной журавель хромой и ручной» [14], затем «Робин, одолжи мне лук» и наконец, мой любимый «Летний канон» — я разучивала его в школе на уроках, посвященных Чосеру и Ленглен-ду. Меня будто перенесло в прошлое… Такое со мной редко случается. Слушая пение детей, я одновременно видела и средневековую Англию, и десятилетнюю себя, и давно минувшие лето, и лето грядущее. Боже, до чего я была счастлива!

В тот же миг Саймон неожиданно сказал:

— Как красиво! В жизни не слышал ничего подобного.

— Давайте угостим детей лимонадом, — предложил младший брат.

Запасшись двумя дюжинами бутылок, мы отправились в школу. Мисс Марси чуть в обморок не упала, так обрадовалась. Саймона она представила ученикам как «сквайра Годсенда и Скоутни».

— А теперь скажите речь. Все ждут, — прошептала я.

Он воспринял мои слова всерьез и, метнув на меня отчаянный взгляд, смущенно похвалил детское пение, а потом выразил надежду, что однажды этот прекрасный хор выступит в Скоутни перед его матерью. Все зааплодировали, только одна маленькая девочка, заплакав, спряталась под парту. Наверное, испугалась бороды.

Мы вышли на улицу. Коттоны предложили довезти нас до дома.

Пока Нейл расплачивался с миссис Джейкс, я выгнала из кухни раздувшуюся от сосисок Элоизу и вернулась к Саймону. Тот, прислонясь к каштану, рассматривал школу.

— Обратите внимание вон на то длинное, полукруглое окно, — сказал он.

Я подняла глаза: за стеклом на подоконнике стояла небольшая банка с головастиками, ежик и растрепанный гиацинт с белеющими в воде отросшими корнями.

— Хорошо бы нарисовать… — задумчиво проговорила я.

— И я как раз об этом думал. Если бы был художником, то рисовал бы исключительно окна.

Я обернулась к гостинице.

— Вон еще!

У покачивающейся вывески с изображением перекрещенных золотых ключей зияло распахнутое ромбовидное окно, занавешенное темно-красными шторами. На подоконнике виднелся кувшинчик с лиственным узором и сахарница с круглой медной ручкой; позади торчало темное изголовье железной кровати. Окно так и просилось на картину!

— Куда ни повернешься… — Саймон огляделся, точно пытаясь запомнить каждую мелочь.

У викария за стеклами белели жалюзи, заботливо опущенные экономкой для защиты от жарких весенних лучей: дом как будто задремал. (Миссис Джейкс сказала, что викарий куда-то ушел, иначе мы непременно к нему заглянули бы.) Ученики мисс Марси затихли. Наверное, пили лимонад.

Всюду царили тишина и покой. Вскоре колокол пробил половину; на крышу гостиницы прямо над открытым окном, часто хлопая крыльями, опустился белый голубь. Нейл завел машину.

— Правда, красота? — сказал брату Саймон, когда мы забрались в салон.

— Да, очень мило, — согласился младший, — прямо открытка!

— Вы безнадежны! — рассмеялась я, догадавшись, что он имеет в виду.

Только и целому вороху приторных открыток не испортить прелести английских сельских пейзажей!

Роуз с Саймоном сидели сзади, а мы с Элоизой устроились рядом с Нейлом: половину пути он вел машину одной рукой, обнимая другой собаку.

— Боже, как она прекрасна! — шутливо проговорил он, а затем назвал бультерьершу умным песиком и попросил не намывать ему ухо. Кто бы его послушался! Уши в пределах досягаемости языка всегда пробуждают в Элоизе материнские чувства.

Наконец мы подъехали к замку; по правилам гостеприимства следовало пригласить Коттонов в дом, но Саймон спешил на встречу с агентом Скоутни, которую ему организовал брат.

Саймону явно хочется как следует разобраться в делах имения, только сельское хозяйство с наскока не освоишь. Вот Нейл в этой области специалист. Правда, проку с того все равно нет — он ведь уедет в Америку.

— Саймон ничего не говорил о следующей встрече? — спросила я Роуз, пока мы стояли, глядя вслед удаляющемуся автомобилю.