— Больше чем уверена.

— Они предлагали встретиться?

— Неважно, что они предлагали.

К моему удивлению, она вновь захихикала, но так и не объяснила, по какому поводу. Отсмеявшись, сестра сказала, что ее клонит в сон.

Я попыталась разговорить ее через мисс Блоссом.

— Так, Роузи, ты что-то скрываешь, а? Признавайся, негодница!

Но Роуз заверила, будто ничего не скрывает.

— А если и есть секрет, то секретом и останется, — ответила она. — Давайте, засыпайте с мисс Блоссом.

Но мне еще долго не спалось…

Часы на церкви пробили четыре. С ума сойти! Неужели я просидела с дневником на насыпи шесть часов?

Топаз не стала меня звать колокольчиком к обеду — просто принесла молоко, два больших бутерброда с сыром да наказ от отца писать, сколько хочется, в свое удовольствие. Мне немного совестно. Бездельничаю тут, а другие не покладая рук разбирают вещи тетушки Миллисенты. Но что поделаешь? Утром при виде вороха одежды меня буквально затрясло. Я объяснила все Топаз, а она посоветовала выплеснуть свои страхи на бумагу. По-моему, подействовало — теперь я без ужаса смотрю, как сохнущие юбки-платья трепещут на ветру; правда, в отличие от мехов, они мне по-прежнему несимпатичны.

Перед работой Стивен съездил на велосипеде на станцию за медвежьей шубой — Роуз припрятала ее в канаве.

В детстве отец что-то слышал об этой шубе. По его словам, кучерам в те времена на зиму в лучшем случае перепадала короткая накидка из козлика; однако прабабушка считала, что раз ее муж, сидя внутри экипажа, закутан в пальто на бобровом меху, то правящему снаружи кучеру полагается не менее теплая одежда. Кучер медвежьей шубе обрадовался, но страшно конфузился, когда мальчишки, насмехаясь, просили его сплясать. Котиковый жакет носила тетушка Миллисента — в девяностые годы девятнадцатого века она еще не возражала против мехов. Отец полагает, семейные вещи она хранила из сентиментальных соображений. Возможно, в память о счастливом детстве.

Непостижимо! Старую леди в черном армейском плаще когда-то звали Милли и возили на уроки танцев! Какой же в старости стану я?..

Рука устала, а хочется писать и писать. Я откладываю дневник. Задумываюсь. Сегодня во мне будто два человека: узник вчерашнего дня и человек нынешний, сидящий на насыпи. А сейчас проклевывается третий — участник событий будущего.

Интересно, пригласят нас Коттоны в Скоутни? Топаз уверена, что пригласят. По ее мнению, фантастическая история с медведем их заинтригует — заинтриговал же братьев замок и наше странное семейство в ночь, когда они впервые сюда заглянули. Да и побег Роуз удачно компенсировал ее излишнюю откровенность во время прошлой встречи. Только бы она в этот раз не переусердствовала! Топаз похвалила меня за то, что я открыла сестре нашу тайну, и утром сама поговорила с Роуз; та неожиданно внимательно ее выслушала.

— Держись спокойно. В разговоры не вступай, пока не почувствуешь себя совсем свободно, — наставляла мачеха. — И умоляю, не кокетничай! Положись на свою красоту.

Обожаю приступы практичности у Топаз!

Не ужасно ли строить подобные планы? Будто выставляем сестру на продажу… Чепуха! Конечно, Роуз влюбится в Коттонов. То есть в того, кто полюбит ее. Надеюсь, ею заинтересуется Нейл, Саймон меня несколько пугает. Только ведь именно Нейл не воспринимает Англию всерьез…

Отдыхаю. Просто сижу, рассматривая замок. До чего он великолепен в лучах полуденного солнца! Какими же словами его описать? Слова нужны красивые, значительные… Чем усердней я напрягаю мозг, тем скорее разлетаются мои мысли. Как запечатлеть на бумаге паутинку солнечного света, опутывающую двор? Золотистые окна? Причудливые, пропитанные духом прошлого стены, точно сошедшие со старых полотен? На ум приходит лишь выражение «отсвет далеких дней», и это не фантазия…

Ой! Автомобиль Коттонов! Проехал через перекресток на возвышенности (оттуда впервые открывается вид на замок). Мчат сюда!

Что же делать? Снова ждать и наблюдать? Ну, уж нет!

Спускаюсь!

Нас пригласили на ужин в Скоутни! Ровно через неделю!

Еще хочу написать о личном… Ох, даже не знаю, с чего начать.

С насыпи я спустилась вовремя — как раз успела предупредить Роуз и Топаз: они наглаживали стираные вещи. Сестра тут же переоделась в свежеотутюженную блузку; мачеха, быстро приведя себя в порядок, бросилась заваривать чай. Я умылась. Теперь оставалось либо причесаться, либо бежать за отцом. В результате я просто захватила гребень с щеткой в караульню. Узнав о гостях, отец подскочил как ужаленный; я испугалась: ну все, убежит! Однако он вырвал у меня щетку и начал старательно чистить пальто. Действительно, лучше не суетиться.

В конце концов, мы даже немного поболтали, так как Коттоны высадились на годсендской дороге: по засохшим глубоким колеям в земле автомобиль не проехал бы.

— С ними миссис Коттон! — закричала я, когда гости вышли из-за поворота.

Отец решил встретить их под аркой, у подъемного моста.

— Если теперь что-то пойдет не так, то уж не по моей вине. Я обещал Топаз. — Слегка помрачнев, он добавил: — Слава богу, тебе пока рано на рынок невест.

Я стрелой помчалась в дом.

Роуз с Топаз разожгли в гостиной камин и расставили букеты нарциссов. Весело потрескивающий огонь придавал комнате еще более весенний вид. Под распахнутые окна в надежде на корм подплыли лебеди.

Мне вдруг вспомнился наш первый весенний день в гостиной: Роуз играет на рояле, мать склоняется через подоконник надо рвом… Я отчетливо видела ее серое платье, а лицо… Лицо — нет. «Мамочка, сделай так, чтобы у Роуз все сложилось хорошо!» — неожиданно произнес голос внутри меня… и легкий призрак сорвался с небес, спеша на помощь дочери. Куда только не заведут фантазию открытые окна!

В гостиную вошел отец с гостями.

Роуз назвала миссис Коттон красавицей, но я бы описала ее иначе. Красива, например, Топаз — необыкновенным лицом особой сверхбелейшей расы. Красива Роуз — очаровательным румянцем, выразительными, сияющими глазами. Миссис Коттон женщина видная. Нет, не то слово — получается, будто она крупная. Скажем, она очень приятная, с внешностью у нее полный порядок. В меру румяная. Черные волосы тронуты сединой, но не полосатые: седых волосков ровно столько, сколько нужно, причем каждый на своем месте. И локонов завито ровно столько, сколько нужно. Фигура превосходна. Наряд идеален: простой, но элегантный твидовый костюм. Я и представить не могла, что такие бывают! Голубые оттенки ткани подчеркивали цвет ее глаз. Стыдно признаться, но таращилась я на миссис Коттон самым неприличным образом. Надеюсь, она догадалась, что это от восхищения.

Учитывая возраст Саймона, ей не меньше пятидесяти. Хотя не верится. Нет, пожалуй, на пятьдесят она и выглядит — просто подобный типаж пятидесятилетних женщин мне раньше не встречался.

Речь миссис Коттон лилась сплошным потоком. Точно! Выражение «сплошной поток» очень верно описывает ее манеру говорить. Сразу представляешь бескрайнюю длиннющую реку. Зато произношение у нее красивое, точь-в-точь как у Саймона; сыновья постоянно ее перебивают, но она не обижается. Вскоре и отец освоил их способ разговора.

Да, больше всего миссис Коттон общалась с отцом. Он представил ей меня, Топаз, мы обменялись рукопожатиями. Гостья выразила надежду, что Роуз оправилась от пережитого потрясения, затем воскликнула: «Ах, какие лебеди!» — и завела беседу о романе и знаменитых лекциях отца в Америке. Пока они с оживленным удовольствием друг друга перебивали, Роуз, усевшись на подоконник, разговаривала с Саймоном. Мы с Топаз выскользнули в кухню за чаем, а Нейл любезно вызвался отнести чашки в гостиную.