- Я думал, что это ключ, — сказал я и испугался собственной интонации — унылой

и досадливой. — Что он что-то откроет.

Она пожала плечами.

- Кроме этой комнаты здесь ничего нет.

- Я ждал…

Чего я ждал?

-…большего.

- Эти рисунки, что они значат? — спросил я, приходя в себя.

Дзио подошла к стене и глянула на них. Казалось, что один из них смотрит прямо

на нее. Бог или богиня в древнем, замысловатом головном уборе.

- Этот рисунок рассказывает историю Йоттидизун, — сосредоточенно говорила

Дзио, — что явилась в наш мир и дала ему форму, чтобы могла существовать жизнь. Ее

путешествие было трудным, полным потерь и великих опасностей. Но она верила в

возможности ее детей и в то, чего они могут достичь. Хотя она уже давно покинула этот

мир, ее глаза смотрят на нас. Ее уши слышат нас. Ее руки все так же направляют нас. Ее

любовь все так же дает нам силы…

- Ты была ко мне очень добра, Дзио. Спасибо тебе.

Она смотрела на меня, и лицо ее было нежным.

- Мне жаль, что ты не нашел, что искал.

Я взял ее за руку.

- Мне надо идти, — сказал я, но мне вовсе не хотелось никуда идти, и в конце

концов она меня не отпустила: обняла меня и поцеловала.

13 июля 1755 года

- Мастер Кенуэй, вы действительно нашли его?

Это были первые слова, которые произнес Чарльз Ли, когда я вошел в нашу

комнату в таверне «Зеленый Дракон». Вся моя команда была в сборе, все смотрели на

меня с надеждой, и лица у всех поникли, когда я отрицательно покачал головой.

- Это не то место, — сказал я. — Боюсь, что это не храм, а всего лишь

раскрашенная пещера. Тем не менее, там есть изображения предтеч и письмена,

означающие, что мы близки к цели. Мы должны удвоить наши усилия, расширить наш

Орден и создать здесь постоянную базу, — продолжал я. — Хранилище ускользает от нас,

но я уверен, что мы найдем его.

- Верно! — сказал Джон Питкерн.

- Тихо, тихо! — сказал Бенджамин Черч.

- Кроме того, я считаю, что пора принять в наши ряды Чарльза. Он зарекомендовал

себя как верный ученик и служил исправно с того самого дня, как он пришел к нам. У вас

должна быть возможность пользоваться нашими знаниями и извлекать из этого дара все

преимущества, Чарльз. Кто против?

Все молчали и одобряюще смотрели на Чарльза.

- Отлично.

Я продолжал.

- Подойдите, Чарльз.

Он подошел, и я спросил:

- Клянетесь ли вы блюсти устав Ордена и наши принципы?

- Клянусь.

- Никогда не выдавать тайн и не разглашать истинную сущность наших трудов?

- Клянусь.

- И так будет отныне до самой вашей смерти, чего бы это ни стоило?

- Клянусь.

Все встали.

- Итак, мы приветствуем тебя в наших рядах, брат. Вместе мы увидим зарю нового

мира, в котором будут царить цель и порядок. Дай мне руку.

Я взял кольцо, снятое с Брэддока, и надел его Чарльзу.

Я смотрел на него.

- Теперь ты тамплиер.

Он слегка усмехнулся.

- Да направит нас Отец Понимания, — сказал я, и все хором подхватили мои слова.

Теперь наша команда была полной.

1 августа 1755 года

Люблю ли я ее?

Мне трудно ответить на этот вопрос. Я знаю лишь то, что я счастлив быть с ней

рядом и приравниваю к сокровищам время, проведенное вместе с ней.

Она… необычная. В ней есть что-то такое, чего я не встречал в других женщинах.

Тот «дух», о котором я говорил раньше, — он сквозит в каждом ее слове и жесте. Я ловлю

себя на том, что очаровываюсь огнем, постоянно горящим в ее глазах, и пытаюсь понять,

всегда пытаюсь понять — что она чувствует? О чем думает?

Я полагал, что она любила меня. Надо бы сказать: «Я полагаю, что она любит

меня», но она как я. Она скрытная натура. И так же, как я, думаю, она понимает, что это

любовь в никуда, что мы не можем переменить наши жизни, чтобы остаться вместе, ни

здесь в лесу, ни в Англии, что существует слишком много препятствий для нашей

совместной жизни: ее племя, например. Она не желает порывать со своими корнями. Она

видит свое место среди своего народа, она будет защищать свою землю — землю, на

которую, по их мнению, посягают такие люди, как я.

Но у меня тоже есть обязательства перед моими людьми. Принципы моего Ордена,

разве они сочетаются с идеалами ее племени? Я не уверен. Я вынужден выбирать между

Дзио и моими идеалами, и что же мне выбрать?

Вот над чем я ломал голову последние несколько недель даже в сладостные,

краденые минуты блаженства с Дзио. Я мучился вопросом, что же делать.

4 августа 1755 года

Все решилось само собой сегодня утром, когда у нас побывал гость.

Мы были в лагере, милях в пяти от Лексингтона, и кроме нас там не было никого

— ни единой живой души — уже несколько недель. Конечно, я услышал его раньше, чем

увидел. Точнее сказать, я услышал тревогу, которую он вызвал: все подступающий шум

взлетавших с деревьев птиц. Могавки так не ходят, было ясно, что это чужак: колонист,

патриот, британский солдат или даже французский скаут1, делавший крюк.

Почти час, как Дзио не было в лагере — она отправилась на охоту. Но я знал

наверняка, что она тоже заметила встревоженных птиц; тоже потянулась за мушкетом.

Я быстро скользнул на дозорное дерево и внимательно осмотрелся. Он был там,

вдалеке — одинокий всадник, медленно рысивший через лес. С мушкетом через плечо. На

нем была треуголка и глухой темный сюртук; не военный мундир. Он осадил коня,

остановился, полез в ранец, извлек подзорную трубу и поднес ее к глазам. Я заметил, что

он нацелил подзорную трубу вверх, выше макушек деревьев.

Почему вверх? Смышленый парень. Он высматривал струйки дыма, сероватые на

фоне ярко-голубого утреннего неба. Я глянул вниз, на наш костер, увидел дымок, который

вился к небесам, и снова стал следить за всадником, который вел подзорную трубу вдоль