Уильям — они устроились на перевернутых ведрах, надвинув шляпы на глаза, как парочка

усталых кузнецов на отдыхе, лениво посматривающая, что творится вокруг.

Капкан поставлен. Через подзорную трубу я глянул на окрестности за площадью и

увидел, что к нам как раз направляется обоз в сопровождении девяти красных мундиров.

Один солдат правил фурой, а возле него на облучке…

Я навел резкость. Возле него на облучке сидела туземка-могавк — прелестная

туземка-могавк, которая, несмотря на то, что она была прикована к сиденью, имела

независимый, дерзкий вид, в противовес британцу-вознице со сгорбленными плечами и

свисавшей изо рта длинной трубкой. Я заметил, что у нее на лице синяк, и поразился

своему приливу гнева при виде этого синяка. Интересно, когда и как они ее поймали?

Видимо, она задала им жару.

- Сэр, — это возле меня заговорил Чарльз и вернул меня к действительности, —

может быть, пора дать сигнал?

Я прокашлялся.

- Конечно, Чарльз, — сказал я и негромко свистнул сквозь пальцы, и мои товарищи

внизу тоже обменялись сигналом «готово», а Томас и Бенджамин возобновили попытки

поставить на колеса телегу.

Мы ждали и дождались: красные мундиры домаршировали до площади и

наткнулись на опрокинутую повозку, мешавшую проезду.

- Какого черта! — сказал кто-то из шедших впереди охранников.

- Тысяча извинений, господа, но, к несчастью, у нас тут небольшая авария, —

сказал Томас, разводя руками и подобострастно улыбаясь.

Головной красный мундир услышал акцент Томаса и сразу стал высокомерен. Он

разгневанно покраснел — не до цвета своего мундира, но достаточно заметно.

- Разгребайте да поживее! — рявкнул он, а Томас все так же подобострастно

козырнул и повернулся, чтобы помогать Бенджамину.

- Да, да, милорд, мы мигом, — сказал он.

Мы с Чарльзом, устроившись лежа на животе, наблюдали. Джон и Уильям сидели с

затененными лицами и тоже наблюдали, как красные мундиры, вместо того, чтобы просто

обойти повозку стороной или — боже упаси — помочь Томасу и Бенджамину поставить

ее на колеса, стояли и глазели, а их командир все ярился и ярился, пока наконец терпение

у него не лопнуло.

- Или ставьте свою колымагу, или мы ее переедем.

- Нет, нет, — я увидел, как Томас бросил взгляд на крышу, где лежали мы, а потом

на Уильяма и Джона, которые сидели наготове и теперь уже сжимали рукояти клинков, и

произнес условную фразу: — Мы почти закончили.

В тот же миг Бенджамин выхватил шпагу и ринулся на ближайшего солдата, и

одновременно, пока не опомнился командир охранников, к Бенджамину присоединился

Томас, у которого из рукава выскочил кинжал, моментально вонзившийся в глаз

командира охраны.

Тут уже и Джон с Уильямом выбежали из укрытия, и трое солдат рухнули от их

клинков, а мы с Чарльзом прыгнули сверху, застав противника врасплох, и еще четыре

солдата были убиты. Мы даже не дали им утешения — испустить последний вздох как

подобает. Беспокоясь лишь о том, чтобы на мундирах не осталось крови, мы поспешно

содрали с умирающих солдат одежду. Очень быстро мы затащили трупы в какие-то

конюшни, затворили и заперли двери, а потом построились на площади — шесть красных

мундиров вместо девяти. Новый обоз.

Я огляделся. Площадь и до этого не была оживленной, а теперь она просто

опустела. Мы не могли даже предположить, кто мог стать свидетелем этой засады —

колонисты, ненавидевшие британцев и готовые порадоваться их поражению? Сторонники

Британской Армии, которые теперь скачут в форт Саутгейт, чтобы предупредить Сайласа

о случившемся? Времени терять нельзя.

Я прыгнул на место кучера, и туземка-могавк слегка отодвинулась — насколько

позволили ее оковы — и глянула на меня настороженно и непокорно.

- Мы пришли помочь вам, — я попытался ее успокоить. — А заодно наведаемся в

форт Саутгейт.

- Тогда развяжи меня, — сказала она.

Я ответил с сожалением:

- В форте. Иначе у ворот это вызовет подозрение, — и был награжден брезгливым

взглядом, говорившим, что ничего другого она и не ожидала.

- Тебя не тронут, — заверил я, — даю слово.

Я встряхнул вожжи, и лошади двинулись, а рядом, по обе стороны, пошли мои

люди.

- Ты что-нибудь знаешь о Сайласе? — спросил я туземку. — Сколько у него

солдат? Какая у него охрана?

Но она не ответила.

- Ты, должно быть, очень дорога ему, раз тебе дали собственное сопровождение, —

настаивал я, но она молчала по-прежнему. — Я бы хотел, чтобы ты верила нам… хотя,

полагаю, это вполне естественно, что ты опасаешься. Что ж, будь по-твоему.

Поскольку она снова не ответила, я понял, что трачу слова даром, и решил

помолчать.

Наконец мы подъехали к воротам, и навстречу шагнул охранник.

- Досмотр, — сказал он.

Я натянул вожжи, и мы остановились — и я, и мои красные мундиры. Я наклонил

голову из-за плеча арестантки:

- Добрый вечер, джентльмены.

Часовой не был расположен к обмену любезностями.

- Изложите ваше дело, — механически сказал он и похотливым взглядом уставился

на туземку. Ее ответный взгляд был уничтожающим. Я вспомнил в этот миг, что когда я

только прибыл в Бостон, мне не терпелось увидеть, какие перемены произвело в этой

стране британское правление. И стало ясно, что для местного населения, для могавков,

ничего хорошего не произошло. Мы ханжески толковали о спасении этой земли, но

вопреки словам, мы разрушали ее.

Я указал на женщину.

- По поручению Сайласа, — сказал я, и охранник кивнул, облизнул губы и стукнул

в ворота, чтобы их открыли, и мы не спеша покатили дальше.

В крепости было тихо. Мы были невдалеке от зубчатых, невысоких стен из темного

камня, на которых выстроились пушки, смотревшие на Бостон, на море, и вышагивали

взад и вперед с мушкетами, взятыми на плечо, красные мундиры. Они внимательно

следили за тем, что делается снаружи, за стенами; они опасались нападения французов и,

смотревшие за пределы крепости, вряд ли они заметили, как мы — притворяясь

обыденными, насколько умели — труси ли в нашей повозке и как мы добрались до

укромного места, где я перво-наперво развязал туземку.

- Видишь? Я освобождаю тебя, как и говорил. И если ты позволишь мне

объяснить…

Но ее ответ был отрицательным. Быстро и недобро глянув на меня, она спрыгнула с

повозки и исчезла в сумерках, а мне оставалось только смотреть ей вслед с явственным

ощущением чего-то незавершенного; точно я должен был объясниться с ней; не

расставаться так скоро.

Томас было рванулся за ней, но я придержал его.

- Оставь, — сказал я.

- Но она нас выдаст, — возразил он.

Я смотрел туда, где она только что скрылась — растаяла, как дым, как призрак.

- Не выдаст, — сказал я и сел на землю, осмотревшись по сторонам и убедившись,

что мы одни на этой площадке, а потом подозвал остальных, чтобы отдать им

распоряжения: освободить пленников и не навлечь на себя подозрений. Они

сосредоточенно кивали, вникая в задачу.

- А что насчет Сайласа? — спросил Бенджамин.

Я подумал о ехидном человечке, которого я видел на складе, и который кинул

Бенджамина на милость Резчика. Я помнил обещание Бенджамина добыть голову Сайласа

и всмотрелся в моего друга.

- Он умрет, — сказал я.

«Солдаты» растворились в сумерках, а я решил последовать за Чарльзом, моим

учеником. Я увидел, как он подошел к группе красных мундиров и представился. На

другой стороне площадки Томас охмурял еще один патруль. Уильям и Джон в это время

непринужденно шагали к какому-то сооружению, вроде гауптвахты1, где содержались

пленники и где сновали туда-сюда охранники, преграждавшие путь. Я оглянулся, чтобы