Он улыбнулся. Ну вот, наконец и я начал верить?
- Они не успеют. И за этим проследите вы.
Мико перед смертью предлагал найти другой способ. Что он имел в виду?
Примирение ассасинов и тамплиеров? Я невольно вспомнил отца.
- Надеюсь, вам известно местонахождение хранилища? — спросил я после
молчания.
- Мистер Харрисон, — пригласил Реджинальд, и вперед выступил Джон и
развернул карту.
- Как точны ваши расчеты? — спросил Реджинальд, и Джон обвел на карте какую-
то область; я придвинулся поближе и увидел, что она охватывает и Нью-Йорк, и
Массачусетс.
- Полагаю, это где-то в этих краях, — сказал Джон.
- Это слишком большая территория, — нахмурился я.
- Примите мои извинения. Но более точно указать невозможно…
- Неплохо, — сказал Реджинальд. — Для начала вполне достаточно. Поэтому-то мы
и пригласили вас, мастер Кенуэй. Мы бы хотели, чтобы вы отправились в Америку,
отыскали хранилище и добыли бы его содержимое.
- Считайте, что я в вашем распоряжении, — сказал я. Мысленно я послал
проклятие и ему, и его причудам, потому что я хотел, чтобы меня оставили в покое и я
смог бы заняться своим расследованием, но вслух я добавил: — Но для работы такого
масштаба одного меня будет мало.
- Безусловно, — сказал Реджинальд и протянул мне лист бумаги. — Здесь имена
пяти человек, сочувствующих нашему делу. Все они будут идеальными помощниками в
вашем начинании. С таким окружением вам не о чем волноваться.
- Что ж, мне остается только отправиться в путь, — сказал я.
- Я знал, что вы нам по-прежнему преданы. Мы оплатили вам проезд до Бостона.
Корабль отходит утром. Отправляйтесь, Хэйтем — и прославьте всех нас.
8 июля 1754 года
1
Бостон сверкал на солнце, над головой с клекотом кружили чайки, вода шумно
шлепала в стенку причала, а под ногами, как барабан, грохотал трап, когда мы сходили с
«Провидения» — уставшие, сбитые с толку длительным морским путешествием и не
вполне верящие в это счастье: что мы, наконец, ступаем на землю. Я остановился,
пропуская матросов с соседнего фрегата, которые катили мне через дорогу бочки,
издававшие звук наподобие отдаленного грома, и мой взгляд скользнул от сверкающего
изумрудного океана, где тихо покачивались из стороны в сторону мачты яхт, фрегатов и
военных кораблей Королевского флота, к доку, к широким каменным ступеням, ведущим
от причалов и пристаней в порт, наполненный красными мундирами, торговцами и
моряками; а дальше, вверху, за гаванью виднелся собственно сам город Бостон — со
шпилями церквей и характерными домами красного кирпича, которые, казалось, не
представляли себя расставленными на холме в другом порядке, отличном от того, в
котором расположила их рука провидения. И повсюду чуть трепетали от легкого ветра
флаги Королевства, напоминавшие гостям — если они вдруг усомнятся — что здесь
находятся англичане.
Переезд из Англии в Америку оказался богат событиями, если не сказать сильнее.
Я обзавелся друзьями, разоблачил врагов и пережил покушение на свою жизнь — со
стороны ассасина, несомненно, который хотел отомстить за убийство в оперном театре и
вернуть себе амулет.
Для остальных пассажиров и членов экипажа я был загадкой. Некоторые сочли
меня за ученого. Моему новому знакомому, Джеймсу Фарвезеру, я сказал, что «ищу
выход из затруднений» и что в Америку еду, чтобы посмотреть, что там за жизнь; что
сохранилось из уклада империи и что отброшено; что за перемены произвело британское
правление.
Конечно, это было выдумкой. Но не совсем. Потому что даже просто как
тамплиеру мне было небезынтересно взглянуть на землю, о которой я так много был
наслышан, и которая была, без сомнений, огромна, а дух ее народа целеустремлен и
настойчив.
Кое-кто поговаривал, что в один прекрасный день этот самый дух может
обратиться против нас, и что наши подданные, если к ним применимо такое определение,
могут оказаться грозными противниками. А кое-кто говорил, что Америка просто
слишком велика, чтобы мы ею правили; что это пороховая бочка, готовая взорваться; что
ее народ измучен налогами, которые взимаются с него для того, чтобы какая-то страна за
тысячи миль от него могла воевать с другой страной за тысячи миль от него; и что когда
всё взорвется, нам не хватит ни сил, ни средств, чтобы отстоять свои интересы. Все это, я
надеялся, мне удастся учесть.
Но только в виде дополнения к моей главной задаче, которая, однако… Что ж,
придется признаться, что для меня задача изменилась за время моего путешествия. Я
ступил на борт корабля, придерживаясь вполне определенных убеждений, а сошел на
берег, уже пережив и сомнение в них, а потом и колебания, и в конце концов осознал, что
мои убеждения изменились, и все благодаря этой книге.
Книге, которую дал мне Реджинальд. В пути я долго и тщательно изучал ее; я
вынужден был перечитать ее не менее двух десятков раз, и все-таки я не вполне уверен,
что осмыслил ее до конца.
Тем не менее, кое-что я действительно понял. Если до этого я воспринимал Тех,
Кто Пришел Раньше с сомнением, как скептик, как неверящий, и одержимость ими со
стороны Реджинальда вызывала у меня в лучшем случае раздражение, а в худшем
озабоченность, что это грозит помешать насущным делам нашего Ордена, то теперь этого
не было. Я уверовал.
Казалось, что эта книга написана — точнее сказать, написана, проиллюстрирована,
оформлена, нацарапана — человеком или даже не одним: умалишенными, которые
заполняли страницу за страницей, чтобы читателю достались дикие, нелепые
утверждения, годные лишь на то, чтобы посмеяться над ними и забыть.
Но каким-то образом, чем больше я читал, тем ближе я подходил к истине. Многие
годы Реджинальд твердил мне (раньше я сказал бы: «нудел мне») свою теорию о расе
существ, бывшей до нас. Он уверял, что мы появились на свет благодаря их усилиям и,
следовательно, были подчинены им; что наши предки бились с ними за свою свободу в
долгой кровопролитной войне.
Все, что за время путешествия почерпнул я из этой книги, произвело на меня
сильнейшее впечатление. И вот тогда я понял, почему Реджинальд так одержим
предтечами.1 Помните, я насмехался над ним? Но читая книгу, я вовсе не чувствовал
никакого желания смеяться, а чувствовал лишь удивление, какую-то легкость внутри себя,
и временами у меня почти кружилась голова от волнения и того ощущения, которое
можно бы описать как «ничтожность» применительно к моему месту в мире. Как будто я
заглянул в замочную скважину, рассчитывая увидеть с той стороны еще одну комнату, а
увидел целый новый мир.
Но что же случилось с Теми, Кто Пришел Раньше? Что оставили они после себя?
Этого я не знал. Это и была та самая тайна, что на протяжении столетий озадачивала мой
Орден, загадка, которую меня попросили разгадать, и которая привела меня сюда, в
Бостон.
- Мастер Кенуэй! Мастер Кенуэй!
Это выкрикнул молодой джентльмен, возникший в толпе. Я подошел к нему и
осторожно спросил:
- Да? Чем могу служить?
Он протянул мне руку.
- Чарльз Ли, сэр. Рад с вами познакомиться. Меня попросили показать вам город.
Помочь устроиться на новом месте.
Я слышал о Чарльзе. Он не состоял в Ордене, но очень хотел присоединиться к нам
и, по словам Реджинальда, не прочь был снискать мое расположение в надежде на мое