некоторого отдаления, как бы с недоумением, рассматривала большой и незнакомый ей предмет. Я нагнулся, взял одну кайру в руки и поднял ее кверху. Тотчас откуда-то сбоку появилась ворона. В мгновенье ока она схватила единственное в гнезде яйцо и полетела вдоль террасы. Теперь я понял, почему так настойчиво следовали за мной черные пернатые воровки. Они отлично знали, что, сопровождая человека по птичьему базару, легко можно будет полакомиться яйцами, надо только не отставать. Поступок вороны так возмутил меня, что я выпустил из рук кайру и снял с плеча ружье. Я выстрелил в ту ворону, которая с яйцом в клюве только что уселась на краю соседней террасы. Звук выстрела подхватило гулкое эхо. Тысячи птиц с криками поднялись на воздух. Они буквально затмили солнце. В это время я опять увидел ворон. Та, что была ближе, только что украла чье-то яйцо. Она расколола его своим сильным клювом. Из яйца вывалился почти высиженный, совершенно голый цыпленок. Ворона разорвала его и съела, потом она схватила второе яйцо и улетела. Мало-помалу бакланы, топорки, каменушки, чайки и кайры стали успокаиваться и возвращаться на свои места. Я тогда решил не тревожить их больше и двинулся назад по карнизу.
Уже смеркалось, когда я подходил к биваку. На фоне светлого неба темной массой выделялся птичий утес, где тысячами собрались пернатые, чтобы вывести птенцов, научить их плавать, летать, добывать себе пищу, которые в свою очередь и на том же самом месте тоже будут выводить себе подобных. Кто знает, скольким поколениям эта скала уже дала приют и сколько еще поколений будут считать ее своей родиной. Вечерняя заря угасла, и только узенькая багровая полоска на горизонте показывала место, где скрылось солнце. Ночная тьма властно вступала в свои права, а вверху в беспредельной высоте зажглись таинственные светила, из века в век расположенные в созвездия.
Огонь на биваке разгорался все ярче и ярче.
На другой день мы все встали поздно. После завтрака казак Крылов отправился на птичий базар. Ему как-то не верилось, что птицы в гнездах сидят так крепко и не улетают даже тогда, когда их трогают руками. Я рассказал ему, как попасть на среднюю террасу, где было больше всего чистиков. Казак взял ружье и направился вдоль берега. Когда он стал приближаться к птичьему базару, с одного из кустов снялась ворона и полетела ему вдогонку. Она как-то странно кричала курлы, курлы. Тотчас ей ответили еще две вороны. Одна появилась со стороны нашего бивака, другая вылетела из леса, и обе они тоже пустились за казаком. Черные вороны не старались его обогнать. Они сели на камни около береговых обрывов ожидая, когда человек пройдет мимо них. Часа через полтора Крылов вернулся и сообщил, что ночью птичий базар посетил медведь. Казак нашел его следы; много разоренных гнезд и раздавленных яиц, которыми лакомился косолапый.
Охота на лосей
Погода нам благоприятствовала. День выпал на редкость теплый, было даже жарко. Солнце сильно припекало. Лучи его отражались от гладкой и спокойной поверхности воды и утомляли зрение. Мы плыли вдоль берега моря в таком от него расстоянии, чтобы одним взором можно было охватить всю толщу обнажений сверху донизу. С некоторого расстояния были видны ясно и отчетливо сдвиги, слоистость горных пород, изгибы их, синклинали и антиклинали. Распадки между гор, ущелья тоже удобнее обозревать с некоторого отдаления. Мои спутники, и в особенности орочи, тоже осматривали берег, но в виду имели совсем другое. Они выискивали следы зверей, которые в первые дни путешествия, когда путь пролегал по безлюдной местности, попадались во множестве.
Время было весеннее. Лодка шла вдоль берега и попадала то в полосы прохладного морского воздуха, то в струи теплого, слегка сыроватого ветерка, дующего с материка. Яркое июньское солнце обильно изливало на землю теплые и живительные лучи свои, но по примятой прошлогодней траве, по сырости и полному отсутствию листвы на деревьях видно было, что земля только что освободилась от белоснежного покрова и еще не успела просохнуть как следует.
На южйых склонах прибрежных гор и на намывной полосе прибоя все же кое-где появилась свежая растительность, которая и могла послужить приманкой для обитателей угрюмого хвойного леса – лосей и медведей, покинувших свои берлоги под корнями вековых деревьев.
И, действительно, часов в одиннадцать утра Копинка, стоявший на руле, вдруг как-то насторожился. Он уставился глазами в одну точку, пригнулся книзу и стал шопотом издавать звуки: ти-ти-ти-ти, что означало предупреждение не шевелиться и соблюдать тишину. Вслед за тем он стал быстро направлять лодку к берегу.
Я оглянулся и увидел двух лосей, мирно расхаживающих по берегу около самой воды. Что заставило их выйти на открытое пространство среди белого дня? Они не щипали морского горошка, который только что начал кое-где пробиваться, и не лизали камней, орошаемых соленой морской водой. Они просто ходили по берегу, иногда стояли неподвижно и лениво поглядывали на беспредельную ширь океана. Очевидно, лоси привыкли к тому, что сюда можно выходить во всякое время дня и ночи, чтобы понежиться на прохладном морском берегу, где нет докучливых, кровь сосущих насекомых.
Впереди, шагах в трехстах от берега, выдвигалась в море высокая гряда камней, около которых пенилась и шумела вода. Копинка налег на руль, и через две-три минуты эти камни заслонили от нас животных.
Как только лодка коснулась берега, оба ороча, Крылов и Вихров схватили винтовки и выскочили в воду, за ними последовал Рожков; я вышел последним. Мы вдвоем с Рожковым принялись подтаскивать лодку, чтобы ее не унесло ветром и течением, а остальные люди побежали к камням. Скоро они взобрались на них и начали целиться из ружей. Три выстрела произошли почти одновременно. Затем они поспешно перебрались через гряду и скрылись из наших глаз.
Привязав лодку к концу бревна, погребенного в гальке, мы пошли туда, где были охотники. Когда мы взобрались на каменистый гребень, я увидел небольшую бухту с низким пологим берегом, поросшим хвойным лесом.
На песке, около самой воды, лежали оба лося и в предсмертных судорогах двигали еще ногами. Один из них подымал голову. Крылов выстрелил в него и тем положил конец его мучениям. Когда я подошел к животным, жизнь оставила их. Это были две самки; одна постарше, другая – молодая. Удачная охота на лосей принудила нас остановиться на бивак раньше времени.
Берег, как я уже сказал, был низкий, песчаный; тут же протекала небольшая речка с чистой прозрачной водой и валялось множество сухого плавника.
Я немедленно распорядился перевести сюда лодку. Стрелки пошли к камням, откуда они стреляли, а около лосей остался я и два ороча. Один из туземцев подошел к молодой самке и за ухо приподнял ее голову от земли. Из носа ее вывалилось несколько крупных личинок паутов. Они изгибались и делали такие движения, которые ясно указывали, что им не нравилось то положение, в которое они теперь попали. Я нагнулся к голове лося и заглянул в полость носа и там увидел множество личинок; они двигались в слизи, некоторые ползали во рту и по языку, который теперь безжизненно свесился в сторону. У другого лося тоже и рот и нос были полны таких же личинок. Эти отвратительные короткие, толстые, белые и жирные черви, по-видимому, выходили из животных не только через задний проход, но и через глотку. Лоси должны были кашлять и выплевывать их на землю, где они, вероятно, и окукливались.
Когда был вскрыт желудок старой лосихи и выброшено на землю его содержимое, я увидел, что стенки его находятся в каком-то странном движении. Присмотревшись поближе, я увидел, что вся внутренняя оболочка желудка сплошь покрыта присосавшимися личинками паутов. Некоторые из них отвалились, и на этих местах были красные пятнышки, похожие на ранки величиной с маленькую горошину. Множество личинок ползало по пищеводу, отсюда они и проникли в полости глотки и носа.
Как только внутренности были извлечены наружу, орочи отрезали печень и положили ее на весло около лодки. Вооружившись ножами, они стали крошить ее на мелкие кусочки и есть с таким аппетитом, что я не мог удержаться и сам попробовал кусочек печени, предварительно прополоскав его в воде. Ничего особенного. Как и всякое парное мясо, она была теплая и довольно безвкусная. Я выплюнул ее и пошел к берегу моря.
