приняли чрезвычайно красивую окраску. Края их, обращенные к солнцу, были точно вылиты из расплавленного металла. За ними располагались цвета: бирюзовый, золотисто-желтый, пурпуровый и фиолетовый. Одновременно нижние облака окрасились в оранжевый цвет и стали похожими на дым, освещенный заревом пожара. Явление было не длительным. Оно быстро исчезло, вслед за тем началось падение барометра. На небе появились тучи, и к вечеру пошел снег.

Два дня я просидел за приведением в порядок своих записей. На третий день я окончил свою работу, закрыл тетрадь и вышел из дому, чтобы немного пройтись по реке до переката.

Около метеорологической будки я увидел стрелка Глеголу. Он стоял нагнувшись и надевал ошейник на Хычу, самую крупную из наших собак; за спиной у него была заброшена винтовка.

– Ты куда? – спросил я его.

– Хочу на охоту сходить,- ответил он, стягивая ремень потуже.

– Пойдем вместе,- сказал я ему и стал спускаться к реке.

Глегола был один из тех людей, которым, как говорят, не везет на охоте. Целыми днями он бродил по лесу и всегда возвращался с пустыми руками. Товарищи подсмеивались над ним и в шутку называли 'горе- охотником'.

– Ну, что, видел зверя? – обыкновенно спрашивали они его, когда он голодный и усталый озвращался ни с чем домой.

– Плохо! – говорил Глегола.- Ничего не видел.

– Уж где тебе добыть зайца, ты хоть тигра убей, и то ладно будет,- иронизировали стрелки.

Но Глегола был человек тихий, терпеливый и не обижался на шутки своих товарищей.

– Завтра опять пойду,- говорил он им в ответ, смазывая свою винтовку, на которую возлагал большие надежды.

Итак, я пошел вперед, а через минуту догнал меня и Глегола. Собака у него была на поводке.

Река быстро замерзала. За ночь местами забереги соединились и образовали естественные мосты. Чтобы не провалиться, мы взяли в руки тяжелые дубины и, щупая ими лед впереди себя, благополучно и без труда перебрались на другую сторону Самарги.

Стояла холодная погода: земля основательно промерзла, а снегу еще не было. Пасмурное небо, хмурые посиневшие горы вдали, деревья, лишенные листвы, и буро-желтая засохшая трава – все вместе имело унылый вид и нагоняло тоску.

Против фанзы Кивета левый берег реки равнинный. Горы здесь уходят далеко в сторону, по крайней мере километров на двадцать. За ними, по словам удэхейцев, будет бассейн небольшой речки Адими.

Обширное низменное пространство, о котором здесь идет речь, покрыто редким смешанным лесом плохого качества. Перелески, если смотреть на них с высоты птичьего полета, наподобие ажурных кружев окружали заболоченные низины. Изредка кое-где попадались большие старые деревья: тополь, липа, осокорь и другие в возрасте от полутораста до двухсот лет.

Как только мы отошли от берега, мы сразу попали в непролазную чащу: неровная почва, сухие протоки, полосы гальки, рытвины и ямы, заваленные колодником и заросшие буйными, теперь уже засохшими травами; кустарниковая ольха, перепутавшаяся с пригнутыми к земле ветвями черемушника; деревья с отмершими вершинами и мусор, нанесенный водой,- таков поемный лес в долине реки Самарги, куда мы направились с Глеголой на охоту.

Дальше бурелома было как будто меньше, но кустарники и молодые деревья, искривленные, тощие и жалкие, как рахитики, росли в удивительном беспорядке и мешали друг другу.

Мы шли с Глеголой и разговаривали. Собаку он держал на поводке. Она тащилась сзади и мешала итти: ремень то и дело задевал за сучки. Иногда Хыча обходила дерево справа, в то время как Глегола обходил его слева. Это принуждало его часто останавливаться и перетаскивать собаку на свою сторону или, наоборот, самому итти к собаке.

– Пусти ты ее,- сказал я своему спутнику.- В таком лесу едва ли зверь будет.

– В самом деле,- ответил Глегола и стал снимать поводок с Хычи. Затем он заткнул его за пояс и пошел со мной рядом. Собака, почувствовав свободу, весело встряхнулась и, перепрыгнув через колодину, скрылась в чаще.

Пробравшись через заросли, мы подошли к краю большого оврага, заросшего внизу кустарниками, а по склонам – редким молодняком, состоящим из дуба и белой березы.

Тут мы остановились и стали совещаться. Решено было пройти немного по краю оврага, а затем итти к дому, держа направление на приметную сопку, у подножья которой находилась фанза Кивета.

Не успели мы пройти и сотни шагов, как вдруг из оврага выскочила дикая козуля. Она хотела было бежать вверх по оврагу, но в это время навстречу ей бросилась собака. Испуганная коза быстро повернула назад и при этом сделала громадный прыжок кверху. Перемахнув кусты, она в мгновение ока очутилась на другом краю оврага и здесь замерла в неподвижной позе.

Глегола быстро прицелился и спустил курок, но выстрела не последовало. Поспешно он снова взвел курок и, приладившись, нажал на спуск, но опять у. него ничего не вышло.

Увидев приближающуюся собаку, козуля побежала в чащу леса, сильно вскидывая задом.

– Осечка,- сказал Глегола и открыл затвор, чтобы вынуть испорченный патрон, но оказалось, что ружье его вовсе не было заряжено.

Надо было видеть его досаду. Единственный раз иметь возможность стрелять в стоячего зверя и лишиться такого ценного трофея. И ради чего? Вследствие простой забывчивости. Никогда он не забывал заряжать свое ружье перед выходом на охоту, а тут как на грех такая оплошность. Глегола был готов расплакаться.

– Ничего,- сказал я ему.- Имей терпение, брат! И на твоей улице будет праздник. Ничего не делается сразу, ко всему надо приспособиться и присмотреться.

Мои слова, видимо, успокоили его. Он зарядил ружье, и мы пошли дальше.

За оврагом среди высокой травы довольно часто попадались лежки козуль.

– Вот ты теперь знаешь, где надо искать зверя, – обратился я к Глеголе.- Когда подходишь к ним, всегда иди против ветра.

При этом я объяснил ему, что всякий зверь не столько боится вида человека, сколько запаха, исходящего от него.

Так мы шли и разговаривали. Наконец, я устал и сел отдохнуть на краю оврага.

Вдруг, в кустах недалеко от нас послышался визг собаки. Мы бросились туда и там у подножья старой липы увидели следующую картину.

Хыча лежала на спине, а над нею стояла большая рысь. Правая лапа ее была приподнята как бы для нанесения удара, а левой она придавила голову собаки к земле. Пригнутые назад уши, свирепые зеленовато-желтые глаза, крупные оскаленные зубы и яростное хрипение делали ее очень страшной. Глегола быстро прицелился и выстрелил. Рысь издала какой-то странный звук, похожий на фырканье, подпрыгнула кверху и свалилась на бок. Некоторое время она, зевая, судорожно вытягивала ноги и, наконец, замерла.

Как только собака освободилась, она, поджав хвост, бросилась было бежать, но вскоре одумалась и начала лапами тереть свою морду и встряхивать головою. В это время я увидел там другую рысь, по размерам вдвое меньше первой. Это оказался молодой рысенок. Испуганный собакой, он взобрался на дерево, а мать, защищая его, отважно бросилась на Хычу.

Мы оба растерялись от неожиданности. Тем временем рысенок быстро пробежал по ветке, спрыгнул на землю и исчез в кустах.

Собака же, испуганная появлением нового зверя, сорвалась с места и бросилась наутек. Глегола было побежал за рысенком, но ничего не нашел и скоро возвратился.

– Вот, видишь,- сказал я ему.- Теперь ты вернешься в фанзу Кивета с ценным трофеем. Забирай рысь и идем домой.

Глегола взвалил рысь себе на плечи, и мы вместе направились прямо к реке. Когда мы шли редколесьем, мне раза два показалось, что кто-то рядом с нами быстро бежит по кустам.

Мертвое животное было довольно тяжелым, и поэтому Глегола часто останавливался и отдыхал. Я предлагал ему вдвоем нести рысь на палке, но он отказался и попросил меня взять только его ружье.

Пройдя таким образом еще километра два, мы сели отдохнуть. Глегола стал скручивать папиросу, а я