Вначале она как будто встревожилась, но после расслабила плечи и объяснила.

— Некоторые травы лучше высаживать в молодую луну, а собирать в полнолуние. Или наоборот. Или когда определенные небесные тела находятся в определенной точке на небе. Тогда растения получают наиболее полезные свойства. Кроме того, целебные свойства некоторых растений можно улучшить, когда определенные планеты… Почему вас это интересует?

— Где вы этому научились?

— У своей матери, но еще… — Внезапно ее глаза сверкнули дерзкой улыбкой. — Я тоже читала книги.

— И где же вы взяли такие книги?

Я тут же подумал о монастырской библиотеке, что повергла Леланда в благоговейный трепет.

— Передайте мне сумку, — попросила она. — Там есть медный сосуд, куда можно набрать воды для вашего друга. Нужно давать ее понемногу между приемами простой, чистой воды. Хотя в Гластонбери не так уж много воды, которую можно назвать… простой.

— Почему?

Лондонская вода редко использовалась для питья в наши дни.

— Говорят, что священная сила, вся святость этого места… заключена в воде, что течет под землей. Даже когда аббатство превратилось в руины, само это место не утратило своей святости. Не все можно разрушить. То, что составляет суть самой земли, то, что заключено внутри, остается с ней навсегда.

— Рассказывают, что Спаситель ходил по этой земле. — Я передал ей сумку. — В детские годы.

— Да.

— И потому эта земля святая?

— Я называла ее святой?

— Кажется, вы назвали ее священной.

— Я имела в виду силу, заключенную в ней, — пояснила она. — Может, это как-то связано с подземным потоком. Возможно, что и аббатство основали здесь лишь потому, что место тут необычное. То есть, возможно, что и Спасителя привезли сюда только ради… О… не граничит ли моя болтовня с ересью?

Однако мне показалось, ее это совсем не заботило. Вынув из сумки кувшинчик с пробкой, миссис Борроу склонилась к источнику, чтобы набрать воды. Несмотря на то, что я смочил горло, у меня вновь пересохло во рту. Хотя солнце по-прежнему пряталось за облаками, с самого Рождества не выпадало еще такого теплого дня. Воздух был горяч и удушлив. И ни малейшего ветерка. Так необычно для этого времени года. Мне стало не по себе. В этом странном, заброшенном городке все, казалось, вызывало у меня беспокойство.

— О какой силе вы говорите?

— Я… не знаю сама. Причины, быть может, сокрыты в далеком прошлом. Быть может, вы и сами это почувствуете, если поживете тут какое-то время. Эта сила… меняет смысл вещей.

— Мне говорили, — сказал я, — что у некоторых жителей этих мест случаются видения.

Наполнив кувшинчик водой, доктор закупорила его пробкой.

— Кто вам это сказал?

— Забыл, — неуверенно ответил я.

Она бережно положила кувшинчик в сумку, укрыв его, словно маленького ребенка.

— Достоверно можно сказать только то, что некоторых мужчин и женщин слишком быстро сводит с ума.

— Что сводит их с ума?

— Наверное, то, что они видят и слышат. Быть может, никто из людей не должен тут жить. Или думаете, что таких мест не бывает?

— А бывают такие места?

— Там, где людям с трудом удается жить простой жизнью. И монахи… монахи ищут как раз такие места, или это не так?

— Поскольку монах… — Волнение обжигало мне глотку, точно раскаленный уголек. — Каждый монах обязан бросать вызов самому себе?

— Верно. — Сияющая улыбка.

— Но теперь все монахи ушли, — сказал я.

— И в таком случае можно предположить… — Миссис Борроу приставила согнутый палец к подбородку, словно ее сознанию открылось нечто такое, о чем она впервые задумалась только теперь. — Предположить, что монахи нужны нам здесь для того, чтобы поддерживать равновесие сил.

Она замолчала. Я ощущал тяжесть холма за нашими спинами. Казалось, будто дьявольский палец скребет облака, и что-то необъяснимое внутри меня так и рвалось закричать.

— Равновесие?

— Для поддержания мира. Ежедневная молитва и песнопение дают умиротворение. Повсюду вокруг распространяют покой.

— А сейчас мира нет? Службы в церкви Крестителя не производят такого эффекта?

— Доктор Джон, — сказала она, — не заставляйте меня говорить такие вещи.

Я ничего не ответил. Едва ли она была первой, кто полагал, что службы новой англиканской церкви оказались плохой заменой древним обрядам прежнего вероисповедания.

— Вы пробыли здесь недостаточно, чтобы узнать этот город, — сказала миссис Борроу.

— Тогда расскажите мне о нем.

— Страсти… — вздохнула она. — Страсти тут накалены до предела. Когда пробуешь описать этот город словами, звучит совсем неважно. Тупые, бесконечные склоки… родовая вражда, уличные драки. Воровство и избиение жен. Человека могут убить за сущую мелочь. За сущий пустяк. Но сложи все воедино, и порой тебе кажется, что это место уподобилось незаживающей ране, в которой смердят заражение и гной. Умерщвление плоти.

Мои глаза, наверное, расширились от ее красноречия и силы убеждения. Я задумался над тем, что говорил Ковдрей о свете, который некогда излучало аббатство. Словно огромный неугасимый маяк. Дающий свет утешения. И аббатство возникло здесь задолго до города, который вырос поблизости, чтобы служить его нуждам. Теперь же маяк угас, и обездоленный город пал жертвой…

Почти возле всякого святого места имеется высота, которую Сатана прибирает к рукам, чтобы превратить ее в свою смотровую башню.

Раньше я считал себя знатоком теологии, но эта область мне была незнакома. Складывалось впечатление, будто долгие годы учебы прошли для меня даром. Я опустил взгляд на святой источник, кровавый источник, железный источник, а необычный холм, словно тяжкая ноша горбуна, давил меня своим весом.

Я знаю наверняка, что существуют такие места, где сама земля говорит с нами. В давние времена люди были к ней ближе. Все люди, не только жрецы. Когда я размышляю над этим, мне иногда кажется, что даже создатели Библии, возможно, подошли ближе к возвращению тех утраченных знаний, и только твердость их веры помешала им испытать их.

Я обратился к миссис Борроу:

— Так что же видения?

Она прикрыла платьем колени.

— Кто способен отличить видения от признаков наступающего безумия?

— Или одержимости?

— О да, в Гластонбери одержимых хватает. Нечистая сила располагает тут редкой свободой действий.

— Не могли бы вы… — В горле пересохло, точно в пустыне. — Не могли бы вы разъяснить мне получше?

— Это так важно, доктор? — Миссис Борроу взглянула на меня с неожиданным подозрением. — Так важно для составления описи королевских древностей?

Она словно пробудилась ото сна… Словно мы оба находились под действием чар, которые ей непременно надо было разрушить.

— Просто интересно, — ответил я. — Вот и все.

— Нам пора возвращаться. — Она смотрела куда-то вдаль, сквозь деревья, поднимаясь неуклюжими движениями на ноги. — Меня ждут больные.

Схватив сумку раньше, чем я успел до нее дотянуться, миссис Борроу зашагала между яблонями и едва не столкнулась с запыхавшимся верзилой Мартином Литгоу, конюхом моего друга Дадли.

— Прошу прощения, доктор…

Краснота на лице, всклокоченная желтовато-соломенная шевелюра взмокла от пота, и глубокая, неровная царапина на щеке.

— Ужасно рад, что нашел вас. Хозяин…

Я подскочил к нему.

— Ему стало хуже?

— Нет, у него… все по-старому. Спал, когда я уходил. Просто он сказал — до того, как заболел, — чтоб мы хорошенько присматривали за вами.

— За мной?

— И что мне делать? Хозяин в лежку, а мне еще кормить лошадей. Пришлось позволить вам уйти одному. — Он повернулся к миссис Борроу. — Простите, не знал, что вы пошли вместе с ним, доктор.

Конечно, он знал об этом, раз следил за нами, но я не упрекал его.

— Мартин, я взрослый человек.

— Я-то что, я вижу, только хозяин считает…

И как только тебе удалось выжить без меня в трущобах Парижа и Антверпена?